Лекарство от жизни - Алексей Макеев

Бутылка брызнула в разные стороны сотней осколков, залив водкой зашарпанные обои. Почему-то в этот момент Гуров вспомнил свою свадьбу с Ритой и то, как Боря Вакуров так же лихо разбил об косяк рюмку. Он пояснил, что есть такая примета – если на свадьбе после первой рюмку в пыль разбить, то и жизнь будет многокрасочная, как эти осколки. Выдумал, наверное.

Терентьев застыл с открытым ртом. Он не отводил глаз от стены, по которой стекала водка. Казалось, что Виктор так и останется стоять до второго пришествия. Он даже не видел, как задорно улыбается Гуров.

Полковник не сводил с него глаз. Он знал, насколько рискованным был его поступок. Только другого пути не было. «Взялся за нож – режь!» А иначе будет только переливание из пустого в порожнее. Несколько секунд Гуров смотрел на застывшего Виктора, а потом жестко сказал:

– Допился, что потерю бутылки пережить не можешь? – Он схватил Терентьева за плечо и развернул к зеркалу, засиженному мухами. – Посмотри, во что ты превратился, капитан. Не каждый бомж такой рожей похвастаться может. Я ехал к тебе, надеясь увидеть Терентьева, возвращающегося к жизни. А ты? Слабый ты оказался! Дешевый.

– А ты меня в дешевости не упрекай! – рявкнул Терентьев и сбросил с плеча руку Гурова. – Я, по крайней мере, никого из старых друзей не продал!

– Ты хочешь сказать, что я кого-то продал? – с угрозой в голосе перебил его Гуров. Этот тон вмиг охладил Терентьева.

– Не говорил я этого! – пробурчал он и сел на стул. – Прости, Лев Иванович. Нервы ни на что не годятся.

Гуров остался стоять. Он смотрел на Терентьева сверху вниз. Смотрел безжалостно и зло. Никто не сказал бы сейчас, как больно полковнику видеть своего сослуживца таким. Слабым и опустившимся. Но Гуров просто не мог выказать свою жалость.

Он не раз замечал, как сильно спившиеся люди жалеют самих себя. Они обвиняют в своих несчастьях весь мир и постоянно вспоминают любую мелкую обиду, что кто-то им причинил. Бьют себя в грудь, дескать: «Да нужно только захотеть!»

Стоит пожалеть такого человека, и он расскажет тебе все. Ты становишься его лучшим другом. До первой ссоры. А пока ее не произошло, он сбегает за бутылкой и будет вновь и вновь жаловаться на жизнь.

Полковник знал это. И не хотел пьяного разговора по душам. Терентьева нужно было встряхнуть и привести в чувство. Иначе ничего с планом Гурова не выйдет. Да и Терентьев от этого не перестанет пить.

– Нервы ты сам себе испортил, – после небольшой паузы проговорил полковник. – И не надо мне в жилетку плакаться. В твоем малодушии никто, кроме тебя, не виноват. Не тебя одного из органов уволили. Но алкашами стали единицы.

Терентьев сидел, опустив голову. Он нервно теребил скатерть и молчал. Со стороны это было похоже на то, как строгий учитель отчитывает нерадивого ученика. Гуров понял это и неожиданно для Терентьева рассмеялся. Виктор удивленно посмотрел на него.

– Ладно, закончим. Что выросло, то выросло! Глупости все это. Словно дети малые, – перестав смеяться, проговорил Гуров, глядя Терентьеву в глаза. – Ты и сам, Виктор, знаешь, что я тебя малодушным не считаю. Иначе бы и не пришел никогда.

Гуров сделал паузу, ожидая реакции отставного капитана. Терентьев был удивлен не меньше, чем когда полковник разбил бутылку. Он ошарашенно смотрел на Гурова, не понимая, что происходит.

«Да, Виктор, забыл совсем, как следователь работает!» – грустно подумал Гуров, а вслух сказал:

– Что ты вылупился на меня, словно рак вареный?

– Да вот вспоминаю, как ты нас в чувство раньше приводил, – ухмыльнулся Терентьев, и в этой ухмылке промелькнуло что-то настоящее. Человеческое. – А то я уж совсем забывать стал, как мы вместе работали.

– Это я понял, – улыбнулся своим догадкам Гуров. – Надевай что-нибудь человеческое. Поедем ко мне. С женой познакомлю. Там и за встречу выпьем. А то сидишь тут, как скунс в норе. Окна хоть бы открывал изредка!

Терентьев заметался по комнате. Он распахивал шкафы, перетряхивал тумбочки, стараясь найти свежее белье. Гуров с грустной усмешкой смотрел на эти тщетные усилия.

Наконец Терентьев справился с задачей. Он отыскал в углу шкафа мятую, но чистую рубашку и, постоянно извиняясь, стал искать утюг. Утюг отыскался под диваном, и Гуров ждал еще десяток минут. Вскоре Терентьев, побритый и вычищенный, встал около него.

– Ну, Виктор, – Гуров поднялся со стула, – тебе еще женихаться можно. Пошли!

Всю дорогу до дома Гуров старался поддерживать ничего не значащий разговор. Хотя на душе скребли кошки. Гуров вербовал отставного капитана. В принципе ничего особенного, как и постыдного, в этой вербовке не было, но полковник ощущал явный дискомфорт.

Гурову казалось, что он использует в своих целях безнадежно больного человека. Ему было тошно оттого, что помочь вылечиться Терентьеву решили только после того, как он им понадобился. До этого об отставном капитане и не вспоминали.

Полковник одернул себя. То, что он делал, было похоже на работу полевого хирурга – мерзко и страшно, но деваться некуда. И потом, помочь человеку в такой ситуации никогда не бывает поздно. Даже если в этой помощи ты преследуешь свои цели. Терентьев весело щебетал всю дорогу (если так можно было сказать при его комплекции). Он понимал, что полковник приехал не просто так, но старался об этом не думать. Приглашение Гурова означало для него в первую очередь кратковременное возвращение в прежний мир. Мир, где у Терентьева была постоянная и важная работа. Где были друзья, а не собутыльники. В то время, когда его семейный мир был крепок и нерушим. С трясущейся суетностью законченного алкоголика он спешил насладиться этими минутами, не думая о будущем.

Мария была дома. Сегодня она участвовала только во втором акте спектакля и до двух часов дня была свободна. Еще вчера они с Гуровым попытались скоординировать свой день, чтобы к приезду Терентьева все было готово.

Вчера вечером Мария предложила Гурову поиграть в злого и доброго следователя. Дескать, полковник будет вразумлять бывшего сослуживца, а она постарается его защищать. Но Гуров решил по-другому.

Такая «работа» с супругой была для них в новинку. Гуров понимал, что Марии, как настоящей женщине, интересно внести разнообразие в жизнь таким образом. К тому же в его жене неискоренимо жила актриса. Ей вдруг безумно захотелось устроить дома этакий театр. Вдвоем с мужем.

– Будь просто женщиной, – остановил ее фантазии Гуров. – Такой, какая ты есть. Красивой, очаровательной и внимательной.

– А ты уверен, что я такая? – хитро прищурилась Мария. И на этом их разговор о делах закончился...

Гурова и Терентьева Мария встретила очаровательной улыбкой. Она была одета в легкий сарафанчик с тонкими бретельками, подчеркивающий ее фигуру. Волосы были уложены с элегантной небрежностью. А косметики не было вообще. Гуров мысленно поаплодировал правильно подготовленному внешнему виду и улыбнулся. Он был уверен, что Мария не подведет и максимально подчеркнет простоту счастливой семейной жизни.