Лекарство от жизни - Алексей Макеев

– Проходите, будьте как дома, – проговорила Мария и отступила в сторону. – Так вы и будете тот самый Виктор, которого Лева обещал сегодня привести? Я на сто процентов уверена, что этот вечно занятый сыщик даже забыл вам сказать, как меня зовут.

Мария посмотрела на Гурова и подмигнула. Полковник смутился. Он действительно ничего не сказал о жене Терентьеву. А тот не посчитал возможным спрашивать.

– Так я и думала! – Мария рассмеялась и протянула руку. – Зовите меня Марией. Проходите, располагайтесь. Ботинки снимать не надо.

Терентьев наконец смог оторвать восхищенный взгляд от Марии. Он пожал ее руку и стушевался, посмотрев на свои ботинки. Честное слово, любая обувь заслуживает лучшей участи. Мария заметила этот взгляд, но не подала вида.

– Впрочем, если вам будет удобнее, то можете переобуться, – проговорила она совершенно без паузы. – Тапочки в тумбочке.

Терентьев, что-то ворча себе под нос, стал переобуваться. Гуров восхищенно посмотрел на жену. Мария не раз доказывала, что она может с честью выйти из любой ситуации. В этот раз она с прекрасным тактом сумела не сконфузить Терентьева, удачно сымпровизировав – гости в их доме никогда не разувались.

Гуров проводил переобувшегося в фиолетовые тапочки Терентьева в гостиную. Обычно полковник с друзьями «проводили совещания» на кухне. Станислав, например, не хуже самого Гурова знал, что можно найти в их холодильнике. Даже генерал в редкие свои визиты в квартиру Гурова предпочитал кухню любым другим комнатам. Сейчас был другой случай.

Терентьев явно комплексовал. Расположиться с ним на кухне могло быть ошибкой. Виктор не знал обычаев этой квартиры и мог подумать, что его дальше кухни решили не пускать. Поэтому стол собрали в комнате. Такой, какой можно собрать для обычного обеда.

– Сразу предупреждаю, что напиваться вам не позволю. Но за компанию рюмочку выпью! – с деланной строгостью проговорила Мария, рассаживая мужчин за столом. – Виктор, вы водку пьете?

Этот невинный вопрос смутил Терентьева. Он кивнул, соглашаясь, и посмотрел на свои огромные руки. Виктор явно не знал, куда их деть. Гуров почувствовал, что обстановку следует разрядить. Нужно дать Терентьеву почувствовать, что он у своих.

– Это какой же мужик водку не пьет? – весело спросил супругу полковник и подмигнул Терентьеву. – Принеси из холодильника «Смирновскую».

– Слушай, Лев Иванович, – проговорил Терентьев, едва Мария вышла из комнаты, – к чему все это? Я ведь знаю, что у тебя ко мне есть дело. Иначе бы ты не приехал. Зачем комедию ломать? Говори, что нужно, да я пойду.

Терентьев грустно посмотрел на Гурова. Сейчас он действительно казался жалким и ничтожным. Виктору вспомнилась разбитая пьянками семья. Ему стало невыносимо больно оттого, что эти люди были сильнее его и могли хранить свое счастье. Что бы им ни преподносила судьба.

Полковник почувствовал, что творится у Виктора на душе. На такую реакцию он и рассчитывал, когда приглашал Терентьева. Виктору должно быть больно. Он должен и страдать, и злиться. Иначе ему никогда не подняться со дна.

– Можно и так, – с горькой усмешкой проговорил Гуров после паузы. – Расскажу, что хотел, и иди. Вот только так дальше жить и будешь продолжать?

– Лев Иванович, тебе непременно спасать кого-то нужно? Сейчас свободных страждущих нет, так ты за меня принялся? – вновь разозлился Терентьев. Он хотел еще что-то сказать, но в этот момент вошла Мария с бутылкой «Смирновской».

Терентьев замолчал и вновь уставился на свои руки. Гуров покачал головой и кивком пригласил жену к столу. Мария поставила бутылку на край и села. От нее не ускользнуло напряжение, возникшее в комнате. Чтобы отвлечь Терентьева, Мария принялась расспрашивать его об их с Гуровым совместной работе в прошлом.

Ее веселый голос и искренне заинтересованный тон растормошили отставного капитана. Он начал рассказывать о захвате некоего Петренко, вспоминая подробности. Гуров дополнял, припоминая, как нервничал тогда их снайпер, совсем мальчишка, из спортивной команды МУРа по стрельбе. Рассказ об этом эпизоде вышел настолько комичным, что все рассмеялись.

Терентьев наконец начал получать удовольствие от этого обеда. Беседа вновь потекла непринужденно. А когда Гуров разлил всем по пятьдесят грамм, то напряжение у Терентьева исчезло совсем. Минут через двадцать Мария встала из-за стола. Она извинилась. Сказала, что ей пора собираться в театр, и вышла из комнаты. Мужчины остались одни.

– Знаешь, Виктор, сейчас по Москве прокатилась серия странных убийств, – перешел к делу Гуров. – Собственно, убийства-то как раз обычные. Последствия у них странные.

– Ты, Лев Иванович, как в сказке: «Напои, накорми, потом и спрашивай!» – хмыкнув, перебил его Терентьев. – Дай предположу. Ты этими убийствами занимаешься. Считаешь, что в них замешан кто-то из своих, поэтому боишься, что все твои люди засвечены. Тебе нужна свежая подсадная утка. Вот ты меня и вербуешь. Так?

– Так, да не совсем. А уж если говорить точнее, то совсем не так, – ответил Гуров, едва Терентьев окончил. – Дослушал бы сначала, умник. Потом бы и версии строил.

Гуров рассказал Терентьеву обо всем, что было известно по трем убийствам. Он не скрыл почти ничего. Лишь свои догадки о причинах самоубийств преступников оставил при себе. Полковник знал, что любая недомолвка будет истолкована Терентьевым не в лучшем свете. Поэтому к концу рассказа Виктор знал об этом деле столько же, сколько и ребята из группы Веселова.

Терентьев слушал не перебивая. Он пытался понять, правду ли говорит Гуров. Если в этой истории нет «лапши для ушей», то Виктору было совершенно непонятно, чем он может помочь. Терентьев, как любой алкоголик, искал в рассказе Гурова подвох. Но вера в полковника пересилила его маниакальную подозрительность.

– В итоге, Виктор, остались мы с кучей теорий на руках, но без доказываемых фактов, – закончил Гуров. – Единственным связующим звеном во всей этой каше остается клиника Запашного. Если череда преступлений с похожим концом не случайность – а я в это верю, – то нам нужно узнать, что в клинике творится. Вот для этого мне и нужна твоя помощь.

– Понятно, – горько усмехнулся Терентьев. – Я сейчас понял твои слова, Лев Иванович, что алкоголиками из уволенных ментов стали единицы. Ты их всех, конечно, перебрал и выбрал меня. Ведь «не каждый бомж такой рожей похвастаться может»! То, что я «синяк», – за километр видно.

Виктор по привычке потянулся к бутылке, но ругнулся и отдернул руку. Он замолчал и откинулся на спинку стула. Терентьев не смотрел на Гурова, но полковник с него глаз не сводил.

– Если ты думаешь, что я тебя из-за противной рожи выбрал, то тогда ты дурак. И разговаривать нам не о чем! – резко сказал Гуров и налил в рюмки водку. – Алкоголика с пропитой рожей можно было и на улице найти. Ты не показывай себя дурнее, чем ты есть. И не строй из себя обиженного. Я уже тебе говорил, что в твоих бедах по большей части виноват ты сам. Но ты попытался выбраться из ямы. А это значит, что сила воли у тебя еще осталась. Вот теперь и раскинь мозгами, почему я говорю с тобой, а не с «синяком» с улицы.