В моей смерти прошу винить… - Александр Варго

– Дело в том, что вы, как и большинство страждущих большой и чистой любви, слышите только то, что вам нужно. А ведь я вначале каждой встречи говорю о серьезности этого ритуала.

– И что же это?

– Приворот – это риск. Кладбищенский приворот – это риск в кубе. Главное, чтобы игра стоила свеч!

Наступила тишина. Света посмотрела на ворожею. На миг ей показалось, что перед ней сидит действительно ведьма, старая, злая ведьма, пожирающая детей между приворотами и отворотами. Но наваждение прошло, как только женщина заговорила вновь:

– Приворот может ударить по здоровью как вашему, так и суженого. Причем не всегда человек страдает физически, возможны психические расстройства.

«Олежка сошел с ума».

– Осуществляя приворот, вы часто не только привязываете человека к себе, но и себя к нему. Между вами возникает связь, которая ощущается на физическом уровне. То есть ему плохо – вам плохо. Ему хорошо… Хотя это не ваш случай.

Ворожея замолчала, но потом, посмотрев на потрепанный вид клиентки, добавила:

– Побочным эффектом приворота является алкоголизм. Поскольку объект привязывают насильно и держат при себе без его собственного желания, он ищет способ отвлечься и заглушить тоску, которая его гнетет. Часто спасение от этого состояния он находит в алкоголе.

«Но почему же я пью, гребаная ты волшебница?! Почему я жру водку как проклятая?! – хотела спросить Света, но тут же вспомнила. – Ему плохо – вам плохо».

– Приворот может пошатнуть финансовое положение…

«Еще как пошатнуть. Вмиг рассыпать, как песочный замок».

– Ну и, конечно же, сделать невозможной встречу с человеком, который мог бы подойти вам гораздо больше. И не только вам, но и жертве.

– Как ты сказала? Жертве?

– По сути, вы оба жертвы, но виновата в этом только ты.

Свете снова показалось, что перед ней Баба яга. Федотова встала.

– Изменить реальность, – произнесла старуха, – не испытав на себе ее сопротивления, нелегко. – Баба яга встала. – Беря себе что-то одно, порой приходится отдать взамен другое. – Последние слова уже произнесла нормальная женщина.

Федотова вытерла слезы и спросила:

– Как нам выбраться из этого?

– Смерть одного из вас вполне сойдет за цену.

Света посмотрела на женщину. Она не изменилась, только на столе лежала отрубленная человеческая голова.

– Смерть, – произнесли бескровные губы.

Света, закрыв лицо руками, выбежала из кабинета.

Смерть все расставит на свои места. Смерть. Она же так не хотела. Не хотела ни пьянок, ни болезней, ни тем более смерти.

«Черт возьми, я не хочу смерти!»

Она не помнила, как добралась до дома, но то, что сказала ворожея, Света запомнила хорошо. Она снова сидела на кухне и занималась уже привычным делом. Света взяла рюмку и выпила. Как воду. Налила еще, подняла. Вдруг зазвенел телефон, Федотова уронила рюмку. Выругалась и пошла в коридор. Ноги плохо слушались, поэтому Света шла медленно, то и дело ударяясь о стены и мебель. Пока добралась до телефона, он замолчал.

– Чертовы придурки!

Когда она развернулась и собиралась вернуться в кухню, телефон снова зазвонил.

– Кому-то я очень нужна. Чертовы придурки! – проговорила Света и сняла трубку. – Алло.

– Светлана Федотова? – ответил приятный мужской голос.

– Да. – Ох, как хотелось пококетничать, но что-то подсказывало – ей звонят неспроста.

– Кем вам приходится Олег Федорович Суханов?

Что-то случилось! Смерть одного из…

– Что с ним? – едва выдавила из себя женщина.

– Он умер, – сухо, без каких-либо эмоций, будто говорит о сраном вывихе, сказал мужчина.

Дальше Света ничего не слышала, будто и не было этого разговора, не было судов, долгов и запоев, не было никаких приворотов и не было… Неважно, совсем неважно, был ли Олежек. Теперь его не было. Смерть расставила все по своим местам.

Она стояла у могилы любимого человека и не сдерживала слез.

Ты, Олег, лежишь в земле сырой…

Как же так-то? Если бы все знать наперед, если бы видеть все…

Пусть он будет со мной…

Да, лучше б он с ней остался. С Ленкой, еще с кем-нибудь, но лишь бы был жив.

Отплачу своей душой…

Внутри было пусто, будто выскребли ее, оставив вот это, одетое в пропахшие потом и мочой одежды, тело. Тяжесть от утраты приутихла, но слезы все равно продолжали течь. Света отошла от могилы и вдруг поняла, что она уже здесь была. Она видела эту чертову могилу! Во сне? Может быть, но… Мозг молниеносно вернул ее в день новолуния. Того проклятого новолуния, когда она бегала по кладбищу.

Федотова медленно подошла к могиле, заваленной венками. Калинина Юлия Семеновна. Фамилию она не запомнила, но в памяти быстро всплыло обилие венков, закрывающих обзор. Она вернулась и посмотрела на единственный венок.

– Олежке от супруги, – прочитала Света и заплакала навзрыд.

Она была здесь! Она видела эту самую могилу и отходящую от нее женщину.

«Я видела себя?! Себя и могилу Олежки?!»

Этого не могло быть! Но…

Чем бы то видение ни было, тогда, в день новолуния, она не воспользовалась им. Она была слишком занята устройством собственной судьбы. Света провела рукой по кресту, резко развернулась и, прихрамывая, пошла к выходу с кладбища.

Нити вьются, обовьются.

Судьбы вместе обретутся.

Женщина в бюстгальтере и трусиках выбрасывала вещи из шкафа. Если бы не ее вид, то можно было подумать, что она грабит квартиру – настолько небрежно выбрасывала вещи.

Она достала из шкафа сарафан – когда-то яркий, в оранжевых больших цветах, теперь – больше похожий на половую тряпку в тускло-желтых разводах.

«Почему я его не выбросила? Почему?»

Да потому, что ей ходить не в чем было! Сарафан да зеленое вечернее платье. Нет, были, конечно, джинсы и юбки, но таких вещей, как у Тамары Васильевны, жены Сережкиного начальника, ей не видать как своих ушей.

«Устала! Устала я!»

Она со злостью отбросила тряпку-сарафан. Прожить пять лет с этим ничтожеством, отдать ему, может, самые лучшие годы?! Ради чего? Ради того, чтобы, надевая на каждый праздник свое старое платье, слышать: «О, милочка, вы так чудесно сегодня выглядите, и это платье просто чудесно, и еще зеленое вам так идет».

Хватит!

Антошку жалко. Ну, ничего, пусть пока у бабушки поживет. Надо будет ей позвонить, чтобы забрала ребенка из садика.