Открытие. Новейшие достижения в иммунотерапии для борьбы с новообразованиями и другими серьезными заболеваниями - Чарльз Грабер

Бывают идеи, которые похожи на мощные вирусы и распространяются со скоростью лесного пожара. А бывают и такие, которые задувают, словно свечки. Достаточно всего одного поколения, чтобы идею забыли. Целое поколение исследователей, ученых и врачей выучилось, не зная ничего о Коули и успешной, пусть и таинственной, демонстрации того, как иммунную систему можно заставить реагировать на рак и защищать от него организм. В течение тридцати лет Коули и его методы были практически неизвестны онкологам, а те, кому они все-таки были известны, по словам Холла, «кидали их в одну кучу с такими противоречивыми методами, как «Кребиозен», лаэтрил, омела и оргонные ящики»45. Хорошие онкологи смотрели на более современные и многообещающие научные методы вроде, радио– и химиотерапии. А обучая следующее поколение, они советовали и ему смотреть в ту же сторону. Если вы умны, имеете научный склад ума и выросли в восьмидесятых или девяностых, то вам уж точно не советовали обращать внимание на Коули.

Наследие Коули умерло бы вместе с ним, если бы не усилия его дочери Хелен. Хелен Коули Нотс ездила с отцом на многие его лекции, видела, как он стал богатым и знаменитым, а потом – его падение. Нотс понимала работу отца лучше, чем он сам, и благодаря этому сумела донести его идеи до нынешнего поколения.

Ближе к концу Хелен видела, как отцу на конференциях приходилось отбиваться от нападок и на его данные, и на личность. Жестче всего на него нападали из Мемориального госпиталя имени Слоуна-Кеттеринга, того самого онкологического центра, который помог основать Коули и в котором его подход к лечению рака сначала оказался вытеснен радиотерапией, которую считали более современным методом с более измеримыми научными результатами. Помогло и то, что, хотя радий, необходимый для радиотерапии, считался одним из самых редких ресурсов на Земле, главным спонсором госпиталя в то время был богатый владелец рудников, который поставлял Мемориальному госпиталю и его харизматичному, властному президенту доктору Джеймсу Юингу столько радия, сколько необходимо. Говорили, что восемь граммов радия, принадлежавшие Мемориальному госпиталю, включают в себя исходные материалы Марии Кюри и составляют большую часть всех известных запасов радия на планете.

Юинг и Коули вместе превратили Мемориальный госпиталь в первый в мире центр исследования рака46. А потом Юинг стал начальником Коули и его главным критиком. Он публично объявил «Токсины Коули» мошеннической схемой. Вскоре все пациенты, приходившие в Мемориальный госпиталь с жалобами на кости, получали полную дозу эксклюзивной радиотерапии от Юинга. Результаты, конечно же, были катастрофическими. Смертность составляла 100 процентов.

Коули попросил провести пятилетнее испытание своей токсиновой вакцины (его средство относили тогда именно к этому классу), чтобы оценить ее эффективность против раков кости, в частности, саркомы. Коули утверждал, что у него нет статистических данных, чтобы доказать, что его лечение эффективно, но у сторонников радиотерапии и ампутации их тоже не было. Зато у Коули были выжившие, а вот после лучевой терапии не выживал никто.

Коули так и не получил своего пятилетнего испытания; он умер через год после своей просьбы. Но его дочь о нем не забыла. В 1938 году она поехала в семейную усадьбу в Шероне, штат Коннектикут, и обнаружила все бумаги отца – целых пятнадцать тысяч документов, – аккуратно упакованные и сложенные в амбаре на краю имения. Дело было не в том, что у Коули не было данных, а в том, что он их не организовал.

Нотс приступила к неустанной работе (часть финансирования она получила в виде небольшого гранта от Нельсона Рокфеллера, сына и наследника патрона ее отца и лучшего друга Бесси Дашилл, Джона Д. Рокфеллера-младшего); она собрала всю кучу наблюдений, переписки и записей, оставленных отцом, в нечто более организованное и академичное. Нотс имела лишь школьное образование, но ее всю жизнь учил квалифицированный врач, и она провела тысячи часов за тщательным изучением данных, так что она постаралась убедить всех, кто готов слушать, что отцовский подход к «применению бактериальных продуктов для борьбы со злокачественными заболеваниями» по меньшей мере достоин более серьезного исследования.

* * *

Уильям Коули считал, что «токсины» из его бактерий служат своеобразным ядом для рака – естественной химиотерапией. В сороковых годах, после смерти Юинга, Мемориальный госпиталь перестал быть «радиевой клиникой»: теперь в качестве главного метода лечения там использовались химические яды – химиотерапия. Нотс надеялась, что ей удастся обратить внимание нового директора госпиталя, выдающегося врача Корнелиуса Роудса, на работы отца. Во Вторую мировую войну Роудс работал главным исследователем химических войск США, той самой группы, которая узнала, что горчичный газ можно использовать как химиотерапевтическое средство против рака. Роудс стал основным сторонником химиотерапии и немало сделал для того, чтобы этот метод лечения рака стал стандартом в онкологии. Но и его не интересовали токсины Коли.

У Нотс не было медицинского образования, она не могла объяснить, почему лекарство ее отца работало. Но у нее были его данные – и теория о механизме, стоящем за этими данными.

«Токсины Коули», предположила она, вообще не являются токсинами. Это стимуляторы. Они не воздействуют непосредственно на иммунную систему: они каким-то образом работают, «стимулируя ретикуло-эндотелиальную систему»47. Система, о которой она говорила, сейчас называется иммунной системой. В широком смысле она была права. Роудс, впрочем, все равно не заинтересовался48.

Наконец, в 1953 году Нотс снова обратилась к Нельсону Рокфеллеру, сыну бывшего благодетеля ее отца. Разбитое сердце его отца, потерявшего свою подругу и «сводную сестру» Бесси Дашилл, вдохновило его стать филантропом и финансировать онкологические исследования. Он поддерживал работу Коули, создал Рокфеллеровский университет и помогал Коули и Юингу с финансированием первого в стране онкологического госпиталя. Теперь же младший Рокфеллер дал Нотс грант в 2000 долларов, на который она и ее деловой партнер Оливер Р. Грейс-старший основали организацию, которая, как надеялась Нотс, поможет удержать идеи ее отца на плаву и финансировать других ученых, занимающихся схожими темами. Офис этой организации, Cancer Research Institute, располагался (и до сих пор располагается) на Бродвее в нижнем Манхэттене.

CRI был первым институтом, посвященным исключительно продвижению идей иммунотерапии рака. Много лет их телефон не звонил.