Необычайная коллекция - Бернар Кирини

* * *

Среди других чудес этой секции я обнаружил толстую тетрадь с совершенно чистыми листами. «О! — воскликнул Гулд. — Не хотел я вам об этом говорить, но уж коль скоро она попала вам в руки, скажу словечко — и не сочтите за нескромность. Эта тетрадь — мой роман, благодаря которому я вхожу в свою собственную коллекцию. Скажу, не хвалясь, более скорого отказа вы не найдете во всей “отказной” литературе: я разработал в уме сюжет до мельчайших подробностей, выбрал антураж, вывел героев, выстроил диалоги, долго обдумывал первую фразу, равно как и последнюю. Я крутил все это в голове так и этак много недель и наконец был вынужден признать очевидное: роман плох, очень плох. Так плох, что я отрекся от него в зародыше, даже не написав. Чем не рекорд, а?»

В Порт-Лафаре живет человек по имени Мансур Сорур. Бывший шофер такси, он сорок лет водил машину по улицам родного города, который знает как свои пять пальцев. Когда же пришло время уйти на покой, Мансур почувствовал себя потерянным и совсем приуныл. Он скучал. Первое время он каждый день садился за руль своей машины и ездил просто так по Порт-Лафару, тем и лечился. Потом, по совету жены, стал придумывать себе хобби: его видели в бильярдной, за покерным столом, в тире. Но все эти занятия Мансуру быстро наскучили. Как получивший отставку любовник, которому пресна холостяцкая жизнь, он тосковал оттого, что не колесит больше день-деньской по городу, хоть и продолжает в нем жить. И вот, после полугода праздности, когда его врач уже готов был поставить ему диагноз «депрессия», его вдруг осенила идея.

10 октября 1979-го Мансур расчистил свой чердак. Затем, с 11 по 13-е он обшарил все стройки города в поисках строительных отходов. И наконец 14-го принялся делать макет Порт-Лафара в масштабе 1:100. С самого начала эта затея стала для него не просто времяпрепровождением: то была своего рода терапия и к тому же акт любви. Вскоре он забыл обо всем, кроме своего макета, который поглотил его целиком. Через два месяца, работая по десять часов в день, Мансур создал великолепный Порт-Лафар в миниатюре, снискав восторги своей жены и соседей. Но сам он не был доволен. Он решил уничтожить макет и сделать другой, побольше и поточнее. Для этого он снес перегородки на своем чердаке; затем, сочтя, что освободившейся площади все равно маловато, снял пустующий склад и перенес свою мастерскую туда.

Создание макета № 2 было начато в январе 1980-го. Через десять лет он еще не был закончен. Каждый день в семь часов утра Мансур открывал свой склад и принимался за работу. Макет был размером тридцать на двадцать метров; он перемещался над ним, лежа в подвесной люльке, передвигавшейся на шкивах. Мало-помалу уменьшенная копия Порт-Лафара становилась все вернее, все точнее, все больше походила на оригинал. После обеда Мансур покидал склад и вновь и вновь наведывался в разные кварталы города по тщательно разработанному маршруту; он высматривал новые деревья, посаженные муниципалитетом, перекрашенные ставни на домах, снесенные ограды и отмечал все это в блокноте, чтобы потом перенести на макет, заботясь о неукоснительной точности. Порой ему думалось, не сошел ли он и вправду с ума, — этот упрек частенько бросала ему жена. Ей, кстати, так и не довелось увидеть воплощения замысла мужа: она умерла в 1997 году, когда Мансур выстроил Порт-Лафар, по его подсчетам, лишь процентов на семьдесят.

О макете Мансура, хоть и незаконченном, с воодушевлением говорили все его друзья; слухами земля полнится — вскоре о нем уже знал весь город; интерес рос, и Мансур решился раз в неделю открывать двери склада и показывать свое детище публике. Денег с посетителей он не брал, зато просил их осматривать макет как можно внимательнее и указывать ему на возможные неточности. Почуяв рекламные возможности работы Мансура, мэрия взяла на себя оплату аренды склада. Мансур же принялся за дело с удвоенным усердием. Виден ли был конец? Порой он в этом сомневался, ибо настоящий Порт-Лафар менялся непрестанно; в идеале жизнь в нем должна была замереть на несколько недель, чтобы мастер смог перенести на макет все новое и получить наконец уменьшенную копию, полностью соответствующую оригиналу.

Наконец, в день своего восьмидесятилетия Мансур, полуослепший и скрюченный ревматизмом, решил, что его шедевр завершен и больше он к нему не притронется. Работал он, по его подсчетам, двадцать четыре года, семь месяцев и восемь дней и был весьма доволен результатом.

Мэрия организовала торжественное открытие, на которое съехались журналисты со всей страны. Успех был огромный, и Мансур преисполнился гордости, видя, как несметная толпа диву дается, любуясь его макетом с деревянных мостков и одобрительно перешептываясь.

Среди всех этих людей один посетитель привлек его внимание: неподвижный и сосредоточенный, он всматривался в какую-то определенную точку, чему-то улыбаясь. Мансур подумал было, что он заметил ошибку, но потом понял, куда тот смотрел. Мужчина подошел к нему и представился. Его звали Абуль Гейт, и он сразу сказал, что никогда не видел ничего прекраснее. После чего задал вопрос, которого ожидал Мансур: на складе, где они находились, помещался макет, а что же помещалось на складе макета?

Мансур улыбнулся, дивясь его прозорливости. Он предложил ему дождаться конца мероприятия; наконец, когда все посетители разошлись, Мансур и Абуль перешагнули через шнуры ограждения и склонились над миниатюрным складом. Мансур осторожно приподнял крышу — и чудо явилось глазам Абуля, который, хоть и был к этому готов, не смог скрыть восхищения. На складе макета помещался еще один макет, такой же, как первый, только поменьше. Первый макет в точности повторял город, второй в точности повторял первый; Абуль увидел в этот день три Порт-Лафара в разных масштабах.

«Так, значит, вы сделали не один макет Порт-Лафара, а два», — тихо проговорил Абуль. Мансур, просияв, отрицательно покачал пальцем. Он достал из кармана пинцет филателиста и повертел его в руке. Потом, надев очки, присел и снял при помощи пинцета крышу с крошечного склада на втором макете. Под ней оказался третий макет: макет макета макета. Абуль оторопел и даже почувствовал себя немного глупо, словно смотрел выступление иллюзиониста: фокус Мансура сбил его с толку и заворожил так, что он уже не мог сосчитать макеты перед глазами, вставленные один в другой, как на гравюре Эшера[6]. На миг ему даже померещились на втором макете склонившиеся над третьим два крошечных человечка, один из которых походил на него, а другой на Мансура. Но когда он хотел нагнуться, чтобы разглядеть их получше, Мансур одну за другой водворил крыши на место, и они вновь оказались в настоящем реальном мире, в масштабе 1:1.

С первого января плотская любовь дает два совершенно разных результата — один хорошо известный, другой новый. Первый движет миром испокон веков — это оргазм. Второй же — явление нашего времени, встречавшееся прежде лишь в фантастических романах: участники меняются телами. Попросту говоря, мужчина оказывается в женщине и наоборот. Первыми этот ошеломляющий феномен испытали на себе пары, предавшиеся любви в новогодний праздник. Большинство из них, усталые и немного пьяные, сразу после этого уснули, не заметив ничего необычного. Наутро же они в ужасе обнаружили, что живут в телах своих партнеров, совсем как в фильме ужасов. Страну захлестнула паника; год начинался скверно. Весь день любовники осаждали растерянных врачей в больницах, требуя вернуть назад их тела. По распоряжению министра здравоохранения все ученые страны, медики и биологи, были срочно отозваны с новогодних каникул для изучения феномена. Увы! При всех успехах науки, она оказалась бессильна. К третьему января Франция была на грани гражданской войны; президенту пришлось обратиться к населению по телевидению с призывом временно воздержаться от половой жизни. Четвертого, к счастью, пришла добрая весть из парижской больницы Питье-Сальпетриер, где все отделения были мобилизованы на борьбу с новым недугом. Правда, корня зла медики так и не нашли, но, наблюдая за парами «подопытных свинок» — эксгибиционистов, изъявивших готовность совокупляться на глазах персонала, дабы помочь исследованиям, они обнаружили, что обмен обратим: потеряв свое тело в результате полового акта, оказалось достаточно совершить еще один, чтобы обрести его снова, — то было, в каком-то смысле, простое возвратно-поступательное движение. Каждый мог, таким образом, вновь обрести свой пол при условии, что он способен на два акта подряд. Новость с огромным облегчением встретили криками «ура!» во всей стране.