Моего айдола осуждают - Рин Усами
Шрифт:
Интервал:
Когда я вернулась в гостиную, там уже вовсю шел разговор о моем трудоустройстве.
Подчиняясь маме, я уселась на продавленный диван, передо мной устроился папа. Мама рядом убирала со стола. Родители как будто специально создавали тяжелую атмосферу. Было невесело.
Сестра сидела ко мне боком и смотрела телевизор, постукивая полотенцем по влажным волосам. Уши у нее были красные – наверное, после ванны. Хоть она и смотрела в другую сторону, мне показалось, что она напряжена. В телевизоре были настроены субтитры для тугоухой бабушки.
– Как у тебя дела с работой? Ищешь? – с невинным видом спросил отец. Он положил локти на стол и сцепил руки. Он как будто пытался занять побольше места, и мне это не понравилось.
– Не ищет она ничего. Хотя я сколько раз ей говорила. Еще и обманывает, психует: ищу, ищу! Я решила уточнить – оказалось, что она позвонила в пару компаний, и все. Как будто ей это не нужно, – сказала мать с укором. Она была возбуждена больше обычного. То ли при отце она оживилась, то ли смерть бабушки на нее так повлияла.
Отец не обратил внимания на ее слова и спросил меня:
– Так что?
– Ну, я искала.
– А резюме посылала?
– Нет. Звонила.
– И никакого результата, – снова встряла мать. – Она всегда так. Всегда с таким настроем. Думает, что, если пустить все на самотек, само как-нибудь уладится.
– У тебя ведь было больше полугода. Почему ты за это время ничего не сделала?
– Не получилось, – ответила я.
– Врешь, – сказала мать. – Как на концерты ходить, так тебе ничего не мешает.
Из-под черного дерматина, покрывающего диван, торчал желтый поролон.
– Наверное, это прозвучит жестко, но мы же не можем содержать тебя всю жизнь!
Я участвовала в дальнейшем разговоре, ковыряя пальцем старый поролон. Пока я возражала и пыталась говорить то, что все равно никто не слушал, я сначала разозлилась на отца, который произносил обидные для меня слова с невозмутимым видом, а потом чуть не рассмеялась: вдруг вспомнила его твит, который когда-то случайно попался мне на глаза. Отец пользовался соцсетями «по-стариковски», небрежно. Как-то раз я увидела в комментариях к посту одной актрисы-сэйю[22] фотографию дивана со знакомым подлокотником. Удивившись, я открыла фото – это явно была комната в командировочной квартире отца.
Я купил такой же диван, как у Канамин. (Λ_ Λ) Засиделся на работе допоздна, теперь в одиночку запиваю ужин саке. (;Λ_ ΛА)
Завтра опять с новыми силами на работу!
Он завершил текст эмодзи – красным восклицательным знаком, и было еще несколько постов с похожими эмодзи. Работая за границей, отец стал носить яркие костюмы, а когда на время приезжал, веселым тоном выдавал довольно неделикатные фразочки. Мне показалось, что заглядывать к нему в твиттер нехорошо, и больше я к нему не заходила. Уж не знаю, что там у него за аккаунт, но то, что он так развернуто отвечает актрисе, мне показалось странным.
– Слушай, что тебе отец говорит! – прикрикнула на меня мать, потому что я заулыбалась. Она встала и преувеличенно сильно замахала руками. Плечи сестры дрогнули. Кусочки поролона, которые я нащипала, упали на пол.
– Не надо, не надо, – сказал отец, и мать замолчала. Тихо ругаясь, она с топотом двинулась вверх по лестнице. Сестра взяла оставленный мамой мобильник и пошла вслед за ней.
Я снова почувствовала, что все у нас стало не так, как раньше. Пожалуй, только отец вел себя непринужденно.
– Если ты не собираешься ни учиться, ни работать, денег мы тебе не дадим. Давай определим срок. – Он говорил убедительно, двигаясь к решению проблемы. Говорил ясно, спокойно, с улыбкой человека, привыкшего легко справляться с разными задачами. Все, что говорили отец и другие взрослые, я уже слышала, и сама уже много раз задавала себе эти вопросы. – Кто не работает, не проживет на свете. Все как у диких животных: без корма умрешь.
– Значит, я умру.
– Нет, нет, мы сейчас не об этом.
Он говорил ласковым тоном, но перебивал меня, и это раздражало. Он ничего не понимал в моей жизни. Возможно, айдола мучила именно эта боль – боль от того, что никто тебя не понимает.
– Так о чем тогда? – В моем голосе зазвучали слезы. – Работай, работай. А я не могу! Ты что, не знаешь, что мне в больнице сказали? Я не такая, как все.
– Ты снова все валишь на это.
– Не валю, не в-валю я! – Дыхание перехватило, и из горла вырывались сдавленные звуки.
Молча спустилась сестра – я видела краем глаза, как она застыла на месте. Мне было обидно, что тело подчиняет меня себе, что оно заставляет меня плакать.
Собственные всхлипы казались мне излишне громкими.
– Ну, хватит уже, – внезапно встряла молчавшая до сих пор сестра. Она смотрела в окно. Отец хотел было что-то сказать, но передумал.
– Знаете, о чем я подумала?.. Пусть себе. Пусть попробует пожить одна. Ей же тяжело с нами.
Крыша протекала, и звук капель – плям, плям, – словно мягкие удары ладонью, эхом разносился в пространстве, где мы находились втроем. Осенний дождь был чистым, холодным, он медленно разрушал наш пустой дом.
В конце концов было решено, что я перееду в бабушкин дом. Родители выдали мне денег на жизнь, и я распрощалась с закусочной. Правда, не по своей воле. Семье я сказала, что мне нужно много свободного времени для поисков работы, а на самом деле я просто забыла предупредить начальство, что в течение тех нескольких траурных дней не появлюсь, и мне позвонила Сатиё.
– Я знаю, что ты старалась, но ты же понимаешь, мы все-таки торговая точка… – сказала она. – Так что прости, Акари.
За несколько дней до этого я, стоя у киоска на станции, прочитала в газетной статье: «Похоже, что Масаки Уэно из группы Mazama-za съехался с неизвестной красоткой лет двадцати. Он все больше отдаляется от фанатов». В общем-то, у них в группе запрета на любовные отношения не было, в интервью он тоже говорил: «В будущем собираюсь жениться». Там писали про «клеймо» и «потерю статуса айдола», «гнев поклонников», но лично я совсем не сердилась. На фото, где айдол был в больших солнечных очках и с пакетом из супермаркета, он выглядел как-то
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!