Юрьев день - Станислав Хабаров

– Да, ну?

– Но что-то у неё не сошлось. Так что здесь натуральный отстойник.

Они вышли из гостиницы и остановились, прикуривая, под окном. Свет жёлтыми пятнами падал на их красные лица, на сигареты и спички.

– Тебе идти не рекомендуется, – сказал Володя Маэстро. Тебе можно, посмотрел он на Славку, – а тебе не следует.

«Тоже мне командир», – подумал Маэстро, но вслух спросил: Это ещё почему?

– Смотри, заметят и с площадки в 24 часа. Рапорт и до свидания.

– Я, когда нужно, соберусь.

Маэстро курил не всерьез, не затягиваясь, просто дым пускал, и думал о том, как придёт на танцы, увидит принаряженных Капитолину и Лену. Пускай между ними ничего не было, и толком слова не сказали ещё, но всё у них впереди.

– Пойдёмте, что ли.

Они подошли к освещенной площадке перед клубом, где было тесно по случаю перерыва, где говорили, смеялись, курили и нестерпимо остро пахла джида.

И тут он увидел её. Она прошла в стороне, по границе света и тени, наклонив голову.

– Кто это? – выдохнул Маэстро.

– А это как раз из тех, тот самый случай, что видит око, да зуб неймёт. Женою Кумыцкого была. А теперь…

– Не жена?

– Жена, не жена. И какая разница? Вы думаете жены – мужьи? Нет, они божьи и не известно: с кем он их ещё сведёт?

Внезапно выпитое бросилось в голову Маэстро. Он растерял в толпе своих попутчиков, с кем-то говорил, у кого-то прикуривал, хотя потом, как ни старался, не мог вспомнить: с кем?

Пробравшись сквозь толпу курящих, он попал через фойе клуба в зал. В фойе было светло, в зале не очень, а один дальний от оркестра угол был совсем тёмен и пуст. Зал проветривали, но теплый воздух лениво впивался через открытые окна, затягивая перерыв.

Музыкальные инструменты, оставленные музыкантами, казались доспехами и оружием на поле брани, где ещё недавно кипел бой. Вдоль стен стояли кресла, скрепленные в ряды, вероятно, это был и зрительный зал. Маэстро уселся у окна и приготовился ждать. И тотчас, словно по команде, зал начал заполняться. Девушки были в кофточках или легких платьях, мужчины в пиджаках, несмотря на жару. Вошли музыканты, пробно подули в трубы и вдруг заиграли протяжно и слажено, и пары заходили, замелькали. Маэстро видел многих знакомых, которых встречал на площадке. Но тут в одиночку, без Славки он не решался поздороваться или заговорить, и ему никто не кивал. «Где это Славка?» – подумал он и тотчас о нём забыл.

Многие мужчины не танцевали, а стояли вдоль стен, иные даже спиною к залу, разговаривали, будто им было наплевать на музыку и на танцы, и на всё это вместе взятое. Просто наплевать. Мужчин было значительно больше. И, может, поэтому после танцев не оставались с партнершей. Кивали, благодарили, отводя их на женскую половину в темную часть залы. «Осознанная необходимость, – размышлял Маэстро, – нужно всем потанцевать».

Он увидел – Кумыцкого, что-то говорившего девушке из миковского буфета. А она танцевала, положив ему руки на плечи, улыбалась, глядя на него снизу вверх. «О чём они говорят, так увлеченно и заинтересованно? О чем? И куда это Славка, запропастился?»

Он видел, как танцевали Лена и Капитолина. И рослая Лена водила за кавалера. И это выглядело странным при избытке мужчин. Но у них получалось слаженно и слитно и многие любовались глядя. Когда они возвратились в темную половину, Маэстро встал и тяжело и уверенно пошел через пустующее пространство зала.

– Приветик, – сказал он, подходя и улыбаясь.

– Приветик, – ответила Капитолина. – Это вы до сих пор там пили?

Он ещё не успел ответить, как она торопливо спросила Лену:

– А если он пригласит?

Они разговаривали о своём, пользуясь затишьем, а он стоял, смущенно улыбаясь и чувствуя себя все более неловко с каждой минутой.

– Чего улыбаешься? – спросила Лена.

– Смешно мне.

Но тут заиграла музыка, и он хотел было пригласить Капитолину, но глядя ей в лицо, он вдруг увидел, что смотрит она не на него, а за ним. Лицо её изменилось, сделалось напряженным, пока за спиною его не сказали: «Разрешите». И она довольная, покраснев, кивнула должно быть тому, кого ждала. Но Маэстро все еще стоял на дороге, и она ему сказала раздраженно: «Да, пусти же ты». И пошла мимо с таким лицом, какого Маэстро ещё не видел у женщин, говоривших с ним.

– Смешно, – повторил он. – В груди его стало пусто, и он внезапно почувствовал, как тяжела его голова, жарко и хочется спать.

– Что смешно? – спросила Лена, оглядывая зал острыми, словно у хищной птицы глазами.

– А всё, – пожал плечами Маэстро. – Все, ваши пляски и разговоры.

– А ну тебя, – нетерпеливо ответила стюардесса. – Загороди, бретельку поправлю.

Она стала поправлять под кофточкой, не обращая на него внимания. А он вдруг представил себя со стороны: нескладным, в помятых рубахе и брюках, с большой лысеющей головой. И со сверхъестественной проницательностью, с желанием самобичевания начал ловить пустые взгляды танцующих, скользящие мимо, улыбки, которые убирались с лиц, наталкиваясь на него.

Он видел, что Капа, окончив танцевать, не вернулась обратно, опасаясь, видимо, встречи с ним. Стюардесса тоже исчезла из этого угла. А когда он двинулся к выходу и должен был пройти мимо них, они отошли на середину зала.

На площадке перед клубом было пусто. Он прошел мимо клумбы, по направлению к столовой, разыскивая кран, который был где-то здесь. Он долго пил, затем курил, глядя на звезды, и свежесть ночи, ночная тишина умиротворяюще действовали на него. «Всё это ерунда, – подумал он. Выдумка, игра воображения. Все выдумано, и не было ничего. Он же не приглашал её. А кто-то пригласил, и это обычная обида».

Он закашлялся, подумал: «Зачем он так много пил? И зачем курит?». Он бросил сигарету и, поколебавшись, снова вошел в зал. Опять был перерыв. Он поискал глазами Капу, Лену и не нашёл. Но тут заиграла музыка, и он заторопился, боясь потерять момент, точно от этого зависело многое: его судьба, удачливость, отношение к себе. Рядом с ним, положив худые руки на подлокотники кресла, сидела с независимым лицом девушка из миковского буфета.

– Прошу на тур вальса, – сказал он ей, наклоняясь и протягивая руку.

– Я не хочу, – ответила она и досадливо закусила губу.

Наверное, со стороны Маэстро был похож на игрока, поставившего последнее. Но он не видел себя со стороны. Ему казалось, что он должен что-то пересилить, перебороть, повернуть неудачное течение, и тогда всё станет на свои места и пойдет на лад.

– Вальс, – по-прежнему стоя перед девушкой, сказал он, не желая показывать, что огорчен, а наоборот весел, небрежен и готов к случившемуся. – Этот старомодный вальс.

– И совсем нет, – ответила девушка запальчиво. – Я очень люблю вальс. И почему вы пристаёте? Я вам сказала – нет, значит, нет. Отойдите, вы мне мешаете смотреть.