Семья - Лесли Уоллер

Гарри вспомнил, что сверил номер картины по каталогу, который купила Эстер. Он сделал это, лишь когда они вернулись домой, не хотел проявлять интереса к тому барахлу, которое она заставила его рассматривать, не стоило оно того. Картина была написана в XIV или XV веке, Гарри не помнил точно когда, и у нее было очень длинное название, какой-то монсеньор, или кардинал, или священник, или какой-то там другой «goyish megilla»[21]с причудливым именем. Другими словами, это не был Дон Винченцо Бийиото.

— О чем задумался, Гарри? — поинтересовался Винни.

— Я? Ни о чем.

— Ты такой задумчивый. Точно размышляешь о чем-то. — Огромный нос Винни подвигался, как флюгер на ветру, пока не принял направление в сторону Гарри. Его глаза слегка прищурились, и кожа вокруг них напоминала цвет оберточной бумаги.

— Я нервничаю, — признался Гарри. — Я тебе уже говорил.

— Разве я не сказал тебе, чтобы ты не дергался? — спросил Винни. — Разве я не сказал тебе: «Гарри, тебе нечего дергаться»? Ведь сказал же.

— Конечно.

— А ты все не в себе. — Винни широко раскрыл глаза, взгляд был почти угрожающим.

Гарри моргнул.

— О'кей, Винни. Я взял себя в руки.

Тонкие губы Винни, казалось, стали еще тоньше, растянувшись в кривой улыбке.

— Вот видишь. Вот если бы ты еще перестал потеть, Гарри, я, может, поверил бы тебе.

Гарри кивнул с несчастным видом.

— Я всегда потею, Винни. И зимой, и летом. Ты же знаешь.

— Это потому, что ты и зимой, и летом дергаешься.

Гарри пожал плечами.

— Это потому, что я не обладаю такими возможностями, как ты, Винни.

Ладони Бийиото взвились вверх, как трепещущие крылья птиц.

— Как ты можешь говорить такое? Все, что у меня есть, — твое. Мы партнеры, приятель. Мы даже ближе, чем партнеры, мы братья.

Гарри снова кивнул.

— Поэтому тот парнишка, который работает в банке Вестчестера, мне тоже приходится племянником, правильно? Тот, который проделает весь трюк. Как его зовут, моего племянника, Бенни?

— Si,[22]Бенедетто, хороший юноша, муж моей Розали, трое прекрасных дочерей и прекрасный мальчик. Смотри.

Повернувшись в кресле, Дон Винченцо открыл ключом бюро из темного дуба с задвижной крышкой. Открываясь, крышка издала жалобный звук. Среди бумаг стояли изящные рамки для фотографий. Каждая была овальной формы, высотой не более полутора дюймов, вправленная в золотистый металл; все рамки соединялись друг с другом золотыми колечками. Их было десять, собранных в виде пирамиды, в основании которой было четыре фотографии, над ними три, затем две и одна. Дон Винченцо предложил Гарри рассмотреть их. С верхнего овального снимка смотрело лицо худощавой женщины лет сорока, напоминающее херувима. Гарри знал, что это Мэри Бийиото, троюродная сестра Винни и его вторая жена. Первая умерла от рака во время Второй мировой войны.

Под фотографией Мэри, в ряду из двух рамок, были фотографии Розали и Селии, дочерей, которые появились у Дона Винченцо позже. Под фотографией Розали, в ряду из трех рамок, были фотографии маленького мальчика, который, должно быть, был тем самым Барни, и старшая девочка Тина. Рамка под фотографией Селии была пуста. Она еще не вышла замуж. В нижнем ряду из четырех рамок под фотографией Селии была еще одна пустая рамка. В двух овальных рамках были фотографии младенцев-девочек. В третьей рамке, на месте, которое отводилось самому малопочитаемому предмету поклонения, была фотография смуглого, красивого молодого человека, который как раз вошел вслед за той длинноногой блондинкой в особняк на Девятой улице.

Гарри улыбнулся и снова сел в скрипучее вращающееся кресло для гостей. Он быстро прикинул, не сказать ли о том, что он видел Бена на Девятой улице. В конце концов, Винни утверждает, что они с Гарри братья.

За те годы, что он провел в бизнесе с Винни Бигом, Гарри никогда раньше не показывали фотографии в золоченых овальных рамках. Он никогда не видел фотографии членов семьи Винни. Все, что ему было известно о семье Бийиото, он почерпнул из газетных сообщений, а в газетном архиве почему-то никогда не хранили фотографий семьи Бийиото.

Поэтому, став новоиспеченным дядюшкой этого молодого человека, Гарри вполне мог рассказать о том, что видел, особенно теперь, когда Бен должен был помочь кредитом. Ничего особенного в этом не было. Сказать как бы между прочим: «А, это Бен. Я узнал его. Я ехал сюда, когда увидел…»

Улыбка Гарри стала еще приятнее, так как он решил не открывать рта. «Дорогой мой, — сказал он себе, — когда становишься членом этой семьи, надо научиться держать рот на замке».

Горячее средиземноморское солнце, льющее свой свет с раскаленного синего неба, как огненную струю расплавленной желтой стали, казалось, высушило до хруста пыльные улочки городка в горах, поглотив всю влагу и покрыв пылью черепичные крыши и оштукатуренные стены домов. На улице не было ни души.

Палмер медленно шевелил ртом, ощущая едкую пыль сицилийского городка, который теперь привидился ему во сне.

Если бы он проснулся в тот момент, он, наверное, вспомнил бы и его название. Но за войну он повидал их столько — жарких, пыльных городов Италии, Франции, Северной Африки, холодных промозглых городов Нидерландов, Дании, Германии!

Ему снилось, что он сидит справа от водителя в джипе, который конфисковал у полковника королевских военно-воздушных сил в Ликате, — в суматохе и неразберихе высадки войск тот отказывался признать особый статус армейской разведки, в которой служил Палмер. Палмер сделал вид, что подчиняется идиотским приказаниям полковника. Когда тот переключился на других, Палмер со своими солдатами захватил джип и два грузовика, триста талонов бензина и запас боеприпасов. А затем спецкоманда из двадцати человек, которыми командовал Палмер, рванула на север страны, на выполнение срочного задания.

Он забыл в спешке карты, и они опоздали на встречу в этом пропыленном городке на несколько часов. Палмер имел приказ вступить в контакт с каким-то Доном Джи. Вернее, в приказе говорилось, что ему нужно прибыть и ждать, когда Дон Джи первым выйдет на контакт, так как никто из командования Палмера в штабе контрразведки не знал ни имени, ни описания внешности Дона Джи.

— Он самая крупная птица на Сицилии, — как-то неопределенно объяснил Палмеру офицер, который проводил инструктаж. — Это все, что нам известно. Он связался с нами около двух недель назад, когда окончательно убедился, что мы оккупируем страну. Он обратился именно к нам, а не к англичанам, потому что уже раньше имел дело с американцами.

— Почему он готов пойти на предательство?

Офицер пожал плечами.