Семья - Лесли Уоллер

— Понятия не имею, приятель. Говорят, его организация попала в черные списки Дуче. Может быть, поэтому. Или, может, понимая, что Муссолини проиграл, хочет быть на стороне победителей.

— Нам, в общем-то, все равно почему, правильно? — спросил Палмер, не очень стараясь скрыть свое неодобрительное отношение к этому.

— Точно, приятель. На него получено «добро» в генштабе.

— Даже если у этого типа что-то на уме?

Уголки губ офицера поползли вверх в слащавой фальшивой улыбке. Он поднял руки к голове, выпучил глаза и зашевелил пальцами, изображая радость.

— Здесь мы только мелкая рыбешка, босс. Спроси кого-нибудь, кто плавает поглубже, пусть ответит на твои глубоко философские вопросы.

— Кого же? Папу Римского?

— Шалун, — офицер вручил Палмеру несколько конвертов с печатями. — Рекомендательные Письма, деньги и тому подобная дребедень. Вперед, храбрый воин!

Поняв, что произошло что-то непредвиденное, Палмер вышел из джипа и почувствовал, как под подошвой хрустнула высушенная беловатая земля. Из соседнего здания, которое было похоже на ратушу, неслись крики толпы. Сделав знак солдатам расположиться в цепь, Палмер отстегнул кожаный ремешок на кобуре, проверил свой «Кольт-45».

Во сне он двигался медленно, слишком медленно, как будто давящие на него расплавленный воздух и пыль от земли лежали перед ним бесконечным океаном жары, через который ему предстояло плыть, как в воде. Во сне он ощущал себя, ощущал, как он двигается с какой-то торжественной медлительностью, как в вестерне вдоль длинной улицы движется одинокий стрелок, готовый выхватить пистолет и уложить человека в черной шляпе. Кто же из них негодяй?

Дверь в ратушу была открыта. Палмер остановился у нее и прислушался. Внутри высокий мужской голос возбужденно, резкими толчками, лил поток слов. Казалось, что слова так долго мучили его, что, получив наконец возможность выпустить их наружу, он полностью потерял контроль над построением их во фразы или скоростью и ритмом их произнесения.

— Подлейший преступник…

Палмер прищурился, пытаясь понять ключевые слова, несмотря на то что плохо понимал сицилийский диалект.

— Заговор шантажистов…

Палмер оглянулся, ища глазами переводчика, парнишку из Калифорнии по имени Фаско. Увидев его в двухстах метрах от себя, с винтовкой в расщелине дерева, Палмер решил не подзывать его к себе. Он слушал человека, выступавшего в ратуше.

— Новое ярмо на наших шеях…

Палмеру речь показалась политизированной, даже при его плохом знании языка. Он заглянул внутрь зала из-за угла двери.

Двенадцать мужчин, хорошо одетых и упитанных, были скованы одной цепью и стояли на возвышении в передней части зала. На их лицах не было ни унижения, ни высокомерия, а какое-то неестественное спокойствие перед ликом Судьбы.

Долговязый парень, обладатель громкого голоса, стоял за кафедрой и резко жестикулировал, понося сначала арестованных, а потом несколько сотен горожан, которые сидели на скамьях, как в церкви, и представляли публику. На боку у молодого человека висел маузер. По залу, в разных местах, стояло еще несколько мужчин, все с немецким оружием. Они были плохо одеты, некоторые просто в лохмотьях, и все отощавшие от голода. На левой руке у них были красные повязки из ткани. Арестованных охраняли две женщины, тоже с красными повязками на руках.

Палмер снова спрятался. Кое-что становилось понятно. Ни солдаты, ни полиция не подготовились к появлению его отряда, не устроили засады, не напали открыто. Красные повязки принадлежали партизанам-коммунистам из горных районов. Арестованные, вероятно, были местными фашистами. И если Палмер не ошибался, в бараках и в полицейском участке он найдет только трупы.

В приказе ничего не говорилось о том, что надо ему вмешиваться в самосуд местного населения или нет. Палмер набрал воздуха в легкие и вошел. Одна из женщин, охранявшая пленников, увидела его и вскинула винтовку. Она прицелилась прямо в голову Палмера.

— Я американец, — громко крикнул Палмер. — Sono Americano.

Крошечный черный глазок винтовки слегка дрогнул и опустился, уставившись ему в живот. Женщина с винтовкой разглядывала его.

Парень за кафедрой достал откуда-то из грязного пиджака очки в стальной оправе. Одно стекло треснуло. Через другое стекло он уставился на Палмера. Присутствующая публика начала тихо гудеть.

— Americano? — спросил молодой человек.

— Si, Americano. — Палмер сделал пару шагов. Затем он протянул руку, будто хотел обменяться рукопожатием с парнем. Не опуская руку, он пошел по среднему проходу зала к кафедре. Женщина с винтовкой не снимала его с мушки, пока он шел.

Наступил неловкий момент: парень пытался то ли как следует надеть очки, то ли снять их. Наконец, он уронил их и пожал руку Палмера. Его кадык нервно двигался.

Люди в зале стали смеяться и разговаривать. Женщина опустила ружье, оно качнулось туда-сюда, и она снова навела его на пленников.

Палмер заметил, что произошла какая-то перемена. Люди в зале до того сидели как застывшие, будто боялись разозлить партизан болтовней или показать, что их развлекает это зрелище. Теперь атмосфера каким-то образом разрядилась. Даже пленники чувствовали себя не так скованно.

— Вы партизаны? — спросил Палмер.

— Si. Да. Партизаны. Да. — Парень несколько раз кивнул с такой силой, что Палмер испугался, как бы он не сломал себе тонкую шею. — С гор, — произнес он, коверкая слова.

— Вы хорошо говорите по-английски.

Казалось, что сквозь грязь на лице партизанского вожака проступил румянец.

— Я получал степень магистра по литературе, — сказал он медленно, стараясь правильно произносить слова и тщательно подбирая их, — и готовил диссертацию по поэзии лорда Джорджа Гордона Байрона.

Палмер почувствовал, что краснеет сам. Он несколько раз кивнул, как будто подтверждая свое личное знакомство с Байроном.

— Вы, конечно, знаете, что мы высадились в Италии?

— Si. Я слышал.

— И что теперь мы будем вести гражданские дела от лица сицилийцев? Пока, естественно, не будет восстановлено законное местное и государственное управление.

Губы специалиста по Байрону шевелились, пока говорил Палмер, будто он одновременно переводил его слова.

— Si. Я понимаю. Но здесь, в этом городе у нас… особые проблемы, — произнес он затем.

Палмер кивком головы указал в сторону пленников.

— Местные фашисты?

— Нет. — Казалось, юноша не хотел продолжать этот разговор.

— Сотрудничали с немцами?

Командир партизан пожал плечами.

— Тогда кто же они?

В наступившей тишине Палмер оглянулся и стал пристальнее разглядывать пленников. Они с таким же вниманием смотрели на него. Наконец, один из них, молодой, заговорил.