Последний рыцарь - Ян Христов

голубоватый вид Зеркального города, похожий на мятую серебристую фольгу.

— Великолепно! С вершины Цитадели?

— Именно. Только мне не нравится оконная рама. Наверное, стоит попросить техников поправить камеру, что думаете?

— Согласен. Эта серая полоса по низу портит всё впечатление!

Они переглянулись. Поняли. Синхронно вздохнули.

— Хорошо, — мрачно ответил Ур. — Я немедленно отправлюсь в Башню Орелля на совещание с Внутренним Кругом, а вы пока ожидайте решения Фауста. Я не надеюсь на его снисхождение, однако неправильно было бы действовать так, будто он уже подписал расстрельный список, — внезапно он чихнул.

— Что с вами такое?

— Уборщики использовали новое средство. Теперь у всех носы чешутся! Пусть перемывают всю Цитадель, пока у кого отёк не начался! Апчхи! Брр… Извините, так вот, я отправляюсь в Башню. Вы сидите тут. Так как вы формально числитесь рабом, — он потёр переносицу.

— Долгая история.

— Понимаю. Кхм-кхм, а также пленным Сидеры. Единственным за всю её карьеру. Она присмотрит за вами. Заодно никуда не сбежит. Это всё. Конец связи.

— Сейчас выключу, подождите.

Они легко рассмеялись. Бывает. На этом разошлись.

Наррайн уже ждала снаружи, бурча на машину, что не пускала её внутрь.

— Не спускайте друг с друга глаз. Мне не хватало ещё одного случайного ядерного взрыва.

— Не беспокойся! У меня уже куча идей, что можно сделать! Это безопасно… Ну, почти! Как…

— Как жонглирование ножами, — кивнул Варайн. — Как только ситуация с Советом прояснится, я немедленно вам сообщу.

— Буду ждать.

Ур ушёл. Медленно, задумчиво, безутешно. Как бы его не успокаивали, годы печального опыта отложились на нём толстой корой, через которую обычному доброму слову не пробиться. Нужно что-то острее и тоньше, что-то, что способно тронуть душу. Увы, такие инструменты под рукой не валяются.

Наррайн не стала терять ни секунды. Беспрестанно болтая, неся все сплетни, гуляющие по Цитадели, планете и галактике, махая знакомым, она протащила Оклайна в тайное прибежище.

— Та-дам! — торжественно она распахнула непримечательную дверь на одном из технических уровней.

— Это склад? — спросил он, глядя на подъёмник.

Мрачно тут, вокруг гудят машины, огромные оранжевые ящики мелькают в тенях.

— Именно! Круто, правда! Давай, я покажу тебе весёлую игру! Малость развеемся!

Пощёлкав рычажками, она приказала дрону убрать один из коричневых контейнеров, за которым оказался импровизированный тир. Портреты чиновников, властителей, командиров, некоторых рыцарей и тому подобная макулатура играли роль мишени. Все истыканы до дыр, испачканы краской и изрисованы грязными надписями, которые обычно пишут малолетние ренегаты на стенах. Довольно усмехнувшись, Эмбар взял дротик и метнул в высокомерную рожу адмирала Августа.

— О, да! — смачно прожевала она, кидая следом. — Красота! Мочи уродов! Мочи! Их! Ха-ха!

С радостными криками они стреляли из пистолетов, швыряли дротики и ножи в ненавистных правителей. Какое наслаждение! Эх! Если об этом прознают, не сносить преступникам голов! Но эти минуты стоят того!

— Да! Да! Да! — Сидера целилась в своего экзарха. — Сдохни, главгад! Ха-ха! Вот так! Око за око! Во второй! В нос! Чтобы знал, как честных мидду унижать! Вот так!

— Да ты его ненавидишь.

— А кто его любит? Довёл нас до ручки, так что даже в туалет без разрешения этих торгашей лидаро не сходить. О, смотри!

Словно электричество, удовольствие проскальзывало меж серебристых чешуек. Изумрудные глаза охотницы, не отрываясь, следили за целью. Сколько мести, сколько энергии и, главное, того, чего не заметить в суете рутины: жажды справедливости. За все неудачи народа. За все ошибки по глупости. За недопустимую слабость и неправильные решения, стоившие целому виду будущего. Странно понимать, что мидду медленно вымирают. Исчезают. Разбегаются из своих пустеющих бедных миров в поисках лучшей жизни. И, самое страшное, находят её: их боевое мастерство, привитое с рождения, их честность и сила востребованы в наёмниках и корсарах, в вышибалах и пушечном мясе. Чем дальше от родины, тем им роднее край. Как же Оклайн их понимает!

Сидера плоть от плоти своего народа, квинтэссенция его способностей, мышления и тревог. Предупредительный клапан, который уж много лет надрывно свистит от того, что давление в старом ржавом котле чрезмерно велико. Ещё немного — и вся система взорвётся. Но никому до того нет дела, а кому есть — тот уже далёко, бежит, спасая свою жизнь.

— А что насчёт фехтования?

— С куклами?

— Ага!

Она кинула пару гибридных клинков — похожих на рапиры, тонких, но смертельно опасных. Пробивают на раз любую броню, стоит подобрать резонансную частоту. И, хотя делают их для колющих ударов, рубить ими можно так же славно, отсекая конечности и головы, лишь бы лезвия хватило.

— Как ты так ножны взворачиваешь? — усмехнулась она. — Будто это длиннющая катана, а не игла чуть больше полуметра!

— Я… Иногда я так надеваю. Не знаю, я никогда не носил другого клинка, — Оклайн их поправил.

— Ну-ну. А… Ты сможешь протезом?

— Постараюсь.

Оклайн по привычке всегда брал холодное оружие в левую, а огнестрельное — в правую. Хотя разницы, на самом деле, никакой не чувствовал, одинаково владея обеими руками. Проверим, насколько замена соответствует оригиналу.

Соседний контейнер открылся, обнажив набор тренировочных моделей.

— Я уже их жалею!

Лёгким взмахом пробил манекену сердце. Вторым — брюшную аорту. Третьим — перерезал бедренную артерию. Легко задел шею — пустил кровь из сонной. Даже, казалось, не летальный тычок в плечо оборачивался таким кровоизлиянием, что бедолагу уже не спасти. Один удар — один труп.

— А если бы они были в латах, смог бы так же?

— Да, — довольно протянул он.

— Ну, посмотрим! Моя очередь!

Поначалу она била так же точно, словно живая молния. А после начала калечить. Крохотные, болезненные порезы. Оклайн сразу заметил — бьёт она по слабым местам мидду, а не людей, при этом грязно ругаясь вполголоса.

— Может, дашь ему уже милосердие?

— Нет! Своих министров я возьму живой! Чтобы на своей добротной шкурке ощутили все те пытки, что в наших тюрьмах применяют! Они не заслужили милости! Путь помучаются! Вот так! — одним взмахом Наррайн пересекла три тонкие артерии, обрекая врага на долгую мучительную смерть. — Пусть пробегутся по минному полю! Чтобы ногу оторвало! А потом покукуют в усилителе боли! А потом!.. Потом!

— Сидера, успокойся. Они не стоят того, чтобы рвать ради них душу. Мы должны быть милосердны ко всем разумным существам, или кем мы будем?

Отдышавшись, она показала изуродованной кукле фигу и кивнула.

— Чего-то я переборщила.

— Успокойся. У тебя есть плавные развлечения?

— Ага! Сейчас! — она залезла в подсумок. — Чёрт! Кончились!

— Кто?

— Шарики. Видишь линии?

Пути роботов означались жёлтыми сигнальными дорожками, регулярно обновляемыми небольшим штатом автоматической обслуги. Недолго думая, Сидера отправилась в поисках одного