На капитанском мостике - Иван Петрович Куприянов

люта же река, как враг… В одном месте, понимаешь, не удалось, в другом, понимаешь, пробуравили брешь — между плотиной и берегом.

М а р к и н. Река здесь ни при чем, Доржи. Надо было раньше смотреть. Сибирские реки, мил человек, крутого нрава.

З о н д а е в. А кто, понимаешь, мог знать?

М а р к и н. На то и дипломы людям выдаются.

З о н д а е в. Да, понимаешь, как на войне… Дот… атака… штурм…

М а р к и н. Не зря говорят, из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд.

З о н д а е в. Это ты хорошо, Петр Егорыч, сказал. Из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд.

М а р к и н. Не я сказал — люди у нас так говорят. Ну что, отдохнули малость, да и пошли.

Уходят. Появляются  Н а с т я  и  И г н а т ь е в.

И г н а т ь е в. Ну, как тебе работается, Настенька?

Н а с т я. А знаешь, Прасковья — мировая баба.

И г н а т ь е в. Устала?

Н а с т я. Я? Да с чего ты взял? Я же двужильная.

И г н а т ь е в. А что у тебя с рукой?

Н а с т я. Так. Ушибла маленько. До свадьбы, Иван, заживет.

Появляется  Б о л ь ш а к о в.

Б о л ь ш а к о в. Товарищ Игнатьев, ты идешь на совещание к Прокофьеву?

И г н а т ь е в. А как же.

Б о л ь ш а к о в. Настя? А как ты сюда попала?

Н а с т я. А вот к начальнику участка приходила по поручению Прасковьи Григорьевны.

Б о л ь ш а к о в. Идешь наверх?

Н а с т я. Ага.

Б о л ь ш а к о в. Пойдем, по дороге расскажешь мне о своем житье-бытье. (Подходит к лестнице, наступает на первую скобу, потом на вторую и вдруг срывается и падает.)

Н а с т я. Федор Федотович! Федор Федотович!

И г н а т ь е в (подбежал). Товарищ Большаков! Товарищ Большаков!

Н а с т я. Умер!!

Б о л ь ш а к о в. Ничего, ничего, товарищи…

Голос Прокофьева: «Э-эй! Кто там? Позовите Большакова».

И г н а т ь е в (кричит). Товарищ Прокофьев, с Федором Федотовичем плохо!

Н а с т я. Ваня, может быть, ему воды?

И г н а т ь е в. Нет-нет, не знаю. (Щупает пульс.)

Н а с т я. Плохо?.. Очень плохо?..

П р о к о ф ь е в  быстро спускается по лестнице, чуть приподнимает голову Большакову.

П р о к о ф ь е в. Федор! Федор! Большаков! Что с ним?

Н а с т я. Упал.

П р о к о ф ь е в. Врача! Игнатьев, срочно врача.

Игнатьев убегает.

Эх, секретарь, секретарь… Вот этого-то я больше всего боялся…

З а н а в е с.

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Квартира Большакова. На телефоне — подушка. Н а с т я  подкладывает в печь дрова, смотрит на часы, потом тихо подходит к двери, которая ведет в соседнюю комнату, чуть приоткрывает ее.

Н а с т я (прислушивается). Кажется, уснул. Тихо… Как в больнице. (Ставит чайник.) Гм… Чудно́. Все считают, что я храбрая, сорвиголова, а я трусиха. И чего боюсь? Тишины. Вот тихо стало, и мне страшно. Не люблю я тишину. А что в ней хорошего-то? Тишина и смерть — это вроде как одно и то же. Нет, никакая я не храбрая.

Звонит телефон.

(Берет трубку.) Да, квартира Большакова… Позвать к телефону? Да вы что, в своем уме, дядечка? Он же больной… Ну да! Спит… Кто я такая?.. Нет, не жена и не медсестра. Настя я. Крановщица с участка… Что делаю? Дежурю… Я же сказала — спит… Что врачи говорят? Пилюлями кормят да какие-то уколы колют… Выздоровеет. (Кладет трубку.) Все звонят, все спрашивают, а я всем одно и то же говорю — выздоровеет. Говорю, а почему, сама не знаю.

Входит  Т о л с т о п я т о в.

Т о л с т о п я т о в. Ну как он, Настенька? (Стряхивает с себя снег.)

Н а с т я. Степан Сократович, тише! Разбудите!

Т о л с т о п я т о в. Это хорошо! Это, Настасья Федоровна, очень хорошо! Вот получите! (Передает пакет.) В ваших руках, дочка, теперь его жизнь. Вы ведь всех ему сегодня заменяете: и мать и жену, и дочь.

Н а с т я. В матери не гожусь, а в жены и того меньше. Наталья Ивановна имеется.

Т о л с т о п я т о в. Да-да… Врач был у него?

Н а с т я. Так.

Т о л с т о п я т о в. А что он сказал?

Н а с т я. Сказал, что опять скоро придет. Да вот записку какую-то медсестре оставил.

Т о л с т о п я т о в (читает). Арахноидит? Плохо.

Н а с т я. А что это такое — арахноидит?

Т о л с т о п я т о в. Воспаление очага дремлющей инфекции в мозговых тканях. (Идет к печке, греется.)

Н а с т я. Это опасно?.. Очень опасно?..

Т о л с т о п я т о в. Как вам сказать. Все зависит от того, как будет дальше развиваться воспалительный процесс. Да… Сколько лет человек смерть в голове носит — и живой. Ему теперь больше всего, Настенька, нужен покой и тепло.

Н а с т я. Уж чего-чего, а теплыни-то я тут нагоняю. (Подкладывает в печку дрова.) Всю тайгу спалю.

Т о л с т о п я т о в. Ему не жара, а тепло требуется.

Н а с т я. Понимаю. Чаю хотите?

Т о л с т о п я т о в. Благодарю.

Н а с т я (наливает в стакан чай). Тут один рабочий приходил, пышки принес, вкусные такие, только Федор Федотович не ест их. (Пододвигает чай и пышки.) Угощайтесь, Степан Сократович!

Т о л с т о п я т о в (берет пышку). Домашние. (Пьет мелкими глотками чай, закусывает пышками.)

Н а с т я. А что на стройке-то?

Т о л с т о п я т о в. Насосы днем и ночью работают, но вода пока что убывает медленно.

Н а с т я. Плохо, значит?

Т о л с т о п я т о в. Справимся. Теперь справимся. Шуга… Крепко она нас проучила. Вторая неделя идет, а мы ее все никак не укротим. А как он прошлой ночью?

Н а с т я. Не спал. Все за голову хватался. Под утро уснул и тут же проснулся. Чаю попросил, а выпил — в жар бросило. А потом остыл, стал о себе рассказывать: про войну, про Наталью Ивановну.

Т о л с т о п я т о в. От нее никаких вестей не поступало?

Н а с т я. Нет. Поссорились, наверно, они, а все из-за меня.

Т о л с т о п я т о в. Вы здесь ни при чем, ее в университет вызвали защищать диссертацию.

Н а с т я. Степан Сократович, я-то уж как-нибудь знаю.

Т о л с т о п я т о в. Все может быть, все может быть, но Наталья Ивановна сама мне сказала.

Н а с т я. Это она вам так сказала, вы же мужчина.

Т о л с т о п я т о в. Благодарю за открытие. Так она о болезни Федора Федотовича ничего не знает?

Настя молчит.

Надо бы сообщить ей…

Н а с т я. А зачем ей писать-то? Она и так скоро приедет…

Т о л с т о п я т о в. Вы откуда знаете?

Н а с т я (помолчала). Так. Только я на его месте и на порог бы ее не пустила.

Т о л с т о п я т о в. Это почему же?

Н а с т я. Никакая она не ученая. Дура, вот она кто! Он же так любит ее, а она?..

Т о л с т о п я т о в. Да, с лексикой у вас неблагополучно.

Н а с т я. Чего? Чего?

Т о л с т о п я т о в. Словечки, говорю, у вас неподходящие.

Пауза.

Н а с т я. Что правда, то правда. Попалась бы сейчас мне она на глаза, я бы ее такими словечками пужанула, на всю жизнь запомнила бы.

Т о л с т о п я т о в. Гм… Пужанула?

Н а с т я. Это я так, к слову. Ну скажите, ну разве она знает, что за человек он? Будь у меня такой муж, я и весной и осенью, каждый день ходила бы в тайгу за цветами, собирала бы и носила ему.

Т о л с т о п я т о в. Да, Настя, между нами говоря, дивный он человек… (Допивает чай, встает.) Ну, я отдохнул, обогрелся, теперь можно и снова на плотину. Да, если Федор Федотович будет спрашивать о стройке, скажите, что все