Сонная лощина. Дети революции - Кейт Р. А. ДеКандидо

Оба горячо пожали друг другу руки.

– Рад видеть, – сказал Корбин. – Дженни Миллс, это Альберт Уайткомб-Сирс, владелец этого августейшего храма науки.

– Спасибо, Август, – ответил Эл, исковеркав имя шерифа, как бы передразнивая того, и протянул руку Дженни. – Приятно познакомиться, Дженни… зовите меня Эл. Лишь бы не Бэтти[7].

– С какой стати мне называть вас Бэтти? – смущенно спросила Дженни.

– Это просто песня Пола Саймона, – отмахнулся Корбин.

– Чья?

– Я запишу тебе на болванки. Поверь, ты мне еще спасибо скажешь. Ну ладно, Эл, нам бы взглянуть на кое-какие генеалогические материалы, относящиеся к началу девятнадцатого века. Они касаются дома с привидениями в Дуглас-парке.

– Ты знаешь, эту церковь так и не достроили, – ответил Уайткомб-Сирс. – Сперва тут вовсю хозяйничали реформисты, и только после того, как проложили железную дорогу, пошел наплыв протестантов. Следом за ними неожиданно потянулись англикане, пресвитериане и прочие, прочие… Позже началось развитие автомобилестроения, и тут уже объявились бедные иммигранты, в массе своей католики. Так это здание и стало библиотекой.

– Вы же обещали, что лекций не будет, – грозно напомнила Дженни Корбину.

– Нет. Я обещал сам не читать тебе лекций.

Поработать в тот день удалось не так продуктивно, как надеялся шериф, однако с призраком в парке разобрались. Даже Уайткомб-Сирс помог. Их с Корбином ритуал приветствия был так отработан годами сотрудничества и дружбы, что Дженни сильно удивилась, когда шериф однажды отправил ее в библиотеку одну.

И вот она впервые со дня гибели Корбина вернулась повидать Уайткомба-Сирса.

Вестибюль библиотеки нисколько не изменился; доска объявлений по-прежнему стояла на месте, забитая флайерами с рекламой услуг и предстоящих событий. Например, в одной из школ готовилась ярмарка образца 1776 года. Вот бы сводить туда Крейна – у бедолаги наверняка случится взрыв мозга!

Дженни прошла через тот же детектор-рамку, двинулась мимо стеллажей, под завязку забитых заплесневелыми томами.

О чудо, Уайткомб-Сирс наконец прокачался! Вместо старых монстров со здоровенными кубическими мониторами на столе и на стойках стояли новенькие машины с плоскими экранами.

Сам хозяин срезал «конский хвост», лишь подчеркнув, насколько полысел за последнее время.

Оторвавшись от новехонького монитора, он округлил глаза.

– Святые угодники и все негодники! Дженни Миллс! Вот уж кого не ожидал увидеть. Слышал, тебя… м-м…

– Заперли? Да, определили на гособеспечение, но мне уже лучше.

– Если хочешь знать мое мнение, то ты всегда была немного не в себе. – Эл тихонько усмехнулся. – Полагаю, ты поэтому и не пришла на похороны?

– Да, – потупила взгляд Дженни. – Из дурки отпускают только на похороны родственника.

Уайткомб-Сирс покачал головой.

– Идиотизм какой-то… Корбин тебе, во всех смыслах, был роднёй. Ну да ладно, что было, то было… Чем могу помочь?

– Хочу посмотреть на твои экспонаты.

– С каких пор ты интересуешься искусством? – нахмурился Уайткомб-Сирс.

– Да мне на самом деле по фигу, просто я в сети прочла, что у тебя есть Крест Независимости.

– Ну да, имеется такой. Хочешь взглянуть?

– Если не возражаешь.

– Если не возражаю?! – Уайткомб-Сирс удивленно моргнул. – Черт, это тебя в дурке такой вежливой сделали?

На самом деле своим маленьким преображением Дженни была обязана Крейну. От него просто невозможно было не заразиться бациллой хороших манер. Крейн словно излучал некое силовое поле воспитанности и учтивости.

Вот только жутко не хотелось рассказывать про него… вообще никому.

– Ну так что, покажешь? – поторопила Дженни Уайткомба-Сирса.

– А то, – сказал он и, отстучав некую команду на клавиатуре, встал и повел Дженни в сторону южного крыла.

– Я думала, в той стороне туалет.

– И туалет тоже, – усмехнулся Уайткомб-Сирс. – У меня тонны фамильных ценностей, и я жонглирую ими, попеременно выставляя в витринах.

Он провел Дженни знакомой дверью, за которой полагалось свернуть направо и спуститься в подвал – чтобы оказаться в уборной. На сей раз хозяин библиотеки прошел чуть дальше и повернул налево. Они с Дженни оказались в небольшом помещении, заставленном стеклянными шкафами.

Не обращая больше ни на что другое внимания – хотя краем глаза Дженни и заметила милый портрет, – она направилась прямиком к кресту в витрине: форма с ровными короткими лучами, скорее напоминавшая символ «Красного креста», нежели, скажем, католическое распятье, сверху – петелька для цепочки или шнурка.

– Все кресты были изготовлены французским серебряных дел мастером по имени Гастон Мерсье, – обычным своим менторским тоном начал Уайткомб-Сирс. – Конкретно этот принадлежал одному из моих предков, Калебу Уайткомбу. Он на пару с Генри Ноксом перевез пушки из форта Тикондерога в Бостон, установив их в Дорчестер-Хайтс. Это сильно помогло при осаде Бостона, ставшей одной из…

– …одной из первых битв в Американской революции. Да-да, я знаю.

Уайткомб-Сирс подозрительно пригляделся к Дженни.

– С каких это пор ты увлекаешься историей, Дженни?

– Скажем так: во мне проснулся интерес к Американской революции, немного сильнее, чем простое любопытство. – Присмотревшись к кресту, она заметила на нем царапины, которые… на поверку оказались рисунком. – Что это за каракули?

– У тебя глаз алмаз. Остальные, кто интересовался узором, слышали от меня обычную легенду, мол, это все следствия перевозки и износа. Но тебе, Дженни Миллс, повезло: ты от меня услышишь правдивую историю. Видишь ли, Гастон Мерсье был не просто серебряных дел мастером, он еще и в алхимии сек: умел не только превращать солому в золото, как прочие его коллеги, но и наделять предметы магическими свойствами. Особенно изделия из серебра, которое славится как отличный проводник сверхъестественных сил. Вашингтон не без резона заказал кресты именно Мерсье.

Дженни внутренне приготовилась к новой лекции.

Джордж Вашингтон мерил шагами комнату, в то время как врач осматривал его супругу.

– От твоего мельтешения у меня голова кругом, кузен, – сказал Лунд Вашингтон. Он управлял плантацией брата и был одним из его самых доверенных лиц вот уже второй год, с тех пор, как Англия уступила, признав независимость тринадцати штатов и подписав Версальский мирный договор. Сам Вашингтон прекрасно понимал, что колонисты лишь чудом избежали поражения, потому как победой они были обязаны не столько стратегиям генерала, сколько обеспокоенности Георга Третьего волнениями во Франции, а ведь та, как ни крути, куда ближе к дому, нежели заморские колонии.