Лучшее время нашей жизни - Мишель Смарт

– Да. То есть нет. Когда оно прикрыто одеждой, у меня нет к нему претензий.

– Что не так?

– Все нормально.

Роуз стало тяжело дышать. Его прекрасная мускулистая грудь плавно поднималась и опускалась. Вздохнув, она собралась с силами и взглянула ему в глаза. Если ей и нужно было доказательство того, что он действительно желал ее, – вот оно! Казалось, воздух вокруг них стал плотным, почти осязаемым.

– Тебя смутит, если я буду спать рядом с тобой без одежды?

Смутит? Да, настолько, что она будет готова скинуть с себя его футболку и наброситься на него.

– Мне кажется, будет хорошо, если бы ты надел хотя бы шорты. – Слова с трудом срывались с ее губ.

– Твое желание – закон для меня. Этого будет достаточно?

– Да. – Роуз сглотнула комок в горле. – Вполне.

В эту же минуту Роуз осознала – она пялится на него, словно подросток.

Натянув на себя простыню, она зажмурилась.

В следующую минуту Роуз почувствовала, как матрас просел под его весом. Кровать была широкой, но тем не менее, казалось, она могла чувствовать его тепло.

– Могу я попросить тебя оставить свет в ванной?

– Ты боишься темноты? Не знал…

– Я не боюсь. Просто предпочитаю спать с включенным светом. Спокойной ночи.

– Не поцелуешь меня на ночь?

– Нет, спи.

В постели Ник прислушивался к мерному дыханию Роуз. Это успокаивало его. Почему Роуз попросила оставить свет? Он потер виски, стараясь понять. Ник не хотел копаться в ее прошлом. Единственная близость, какую он желал от Роуз, была физической.

Его мысли обратились к матери. Он едва мог помнить ее, но у него сохранилось фото, которое всегда было при нем. Время от времени он задавался вопросом: как сложилась бы его жизнь, если бы она была жива?

Роуз вздохнула во сне и что-то произнесла. Из-под простыней виднелась копна волос. Ее присутствие было ему приятно…

Было бесполезно обращаться к своему прошлому с вопросами. Интересно, носит ли она фотографию своих родителей в бумажнике? Ник почувствовал укол жалости. По крайней мере, его отец был жив. Николас знал – у нее не было никого.

Он утомленно провел рукой по лицу и закрыл глаза. Ему был необходим отдых.

Чем раньше встанет солнце, тем лучше. Позже он сможет продолжить обольщать Роуз, пока не убедит, что их браку более ничего не угрожает.

Роуз почувствовала, как кровать с ее стороны чуть просела, и, открыв глаза, приподнялась.

Ник сидел в изножье, с подносом в руках.

– Я принес тебе завтрак, – ослепительно улыбнулся он.

– Который сейчас час? – спросила Роуз, прикрыв рот рукой.

– Девять часов.

Она повалилась обратно на подушку. Она плохо спала всю эту ночь, боясь пошевелиться. Ноги едва не свело судорогой от невозможности свободно двигаться. Тщетно пыталась она расслабиться. Да и как это было возможно, когда в одной постели с ней безмятежно спал Николас!

– Давай, соня, просыпайся и вставай!

Она едва смогла высвободиться от кокона простыней, сбившихся вокруг нее.

– Ты занимался спортом? – спросила она, заметив следы пота на его футболке.

– Именно так, – ответил Ник, устроив поднос на ее коленях, почти церемонно поднял крышку, под которой обнаружилась аппетитная яичница с травами. Еще он принес поджаренные хлебцы, фруктовый салат и стакан свежевыжатого апельсинового сока. – Хочешь кофе?

– Да, пожалуйста. – Она потерла шею и сделала глоток сока.

– Твоя шея все еще болит? Я бы мог растереть ее.

– Я бы могла ткнуть в тебя вилкой. – Не сводя с него взгляда, Роуз наколола кусочек яичницы. – Не начинай, еще слишком рано для каких-либо приставаний.

– Наш уговор, между прочим, длился только один день.

– Не переживай, я продлю его, когда ты проиграешь мне в шахматы.

– Неудивительно, что ты испытываешь боли в спине. Видела бы ты себя со стороны, когда спишь! Я еще никогда не делил постель с манекеном. Скажи, все женщины спят так, словно их облили бетоном?

– Тебе виднее, – ехидно заметила Роуз, – я никогда не спала с женщиной.

– Это не совсем корректно. Мне также не доводилось проводить ночь с женщиной. Не отрицаю, у меня был секс с ними, но еще никогда я не засыпал ни с одной из них.

– Действительно? – Роуз не могла скрыть удивления. – Ты что же, выкидывал их из своего дома?

– То, над чем ты пытаешься шутить, несколько неприлично. Я благодарил их за приятно проведенное время и уезжал восвояси.

– Да, Ник, ты умеешь заставить женщину почувствовать себя особенной.

– С самого начала я говорю им: между нами не может быть ничего стабильного. Роуз, я не разбрасываюсь обещаниями направо и налево. Это и сделало меня человеком слова. Речь идет о сексе, не более того. А теперь позволь мне принять душ. Заканчивай завтракать, одевайся и поторапливайся – я разнесу тебя в шахматы! Да, и капитан просил предупредить: если ты захочешь разгуливать по яхте в чем мать родила, не забудь нанести двойной слой крема от загара.

Чем больше Роуз обдумывала слова Николаса, тем больше запутывалась.

Было ли это предупреждение? Не хотел ли Ник сказать, что, даже если он хотел переспать с ней, она не должна была придавать этому значение и строить планы?

Она пригубила кофе, стараясь мыслить логически. Ник, безусловно, хотел того, чтобы их брак не распался. Это она хорошо поняла. Он также хотел, чтобы их брак наконец-то стал настоящим, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Но Роуз боялась: отдавшись ему, она лишится гораздо большего.

– Почему бы тебе не оставить волосы распущенными? – поинтересовался Ник, когда Роуз присоединилась к нему на палубе.

– Потому что мне неудобно, они всегда лезут в лицо.

– Но они такие красивые! Жаль, ты не любишь отпускать их на свободу…

Искренность в его словах была слишком очевидной, чтобы оказаться неправдой. Роуз практически услышала первый удар, в результате чего по стенке, окружавшей ее сердце, пошла трещина.

Она сжала руки.

– Вот, бери, – Ник протянул ей лист бумаги, – здесь я записал для тебя все фигуры и их шаги. Я также приготовил нам коктейли.

– Уже? – Роуз озадаченно обратилась к наручным часам. – Сейчас лишь половина двенадцатого.

– Мы в отпуске. – Для Ника эта фраза могла объяснить многое.

– Так именно этим занимаются люди в отпуске?

– Роуз, отпуск – это время для того, чтобы расслабиться. И распусти волосы, наконец!