Верховные судороги - Кристофер Тейлор Бакли

— Неприемлемо? — самым деревянным своим тоном переспросил Кленнденнинн. — Для кого?

— Для сената Соединенных Штатов!

— Знаете, прежде чем высказываться от имени всего сената Соединенных Штатов, вам следовало бы потратить минут пять на то, чтобы обдумать, как прореагирует на эту кандидатуру страна. Нам почему-то кажется, что она примет сторону судьи Картрайт. Если не верите, поинтересуйтесь ее рейтингами. Ну ладно. Визит вежливости закончен. Хорошего вам дня, сенатор. Мне всегда приятно бывает поговорить с вами.

— Минутку. Минутку. Я все понял. Вы затеяли что-то вроде вендетты?

— Ну, прошу вас, сенатор. Позвольте мне сообщить вам один элементарный факт, относящийся к человеку, которого вы и ваши досточтимые коллеги прозвали Доном Вето. Дональд Вандердамп — не сицилиец. Он родом из штата Огайо. Приятный, не так чтобы очень сложный человек, родившийся в городе — мне никогда не удавалось правильно выговорить его название — Вапаконета. В Вапаконете выросли два мальчика. Один обладал математическими способностями и стал первым ступившим на поверхность Луны человеком.[25]Другой был президентом студенческого совета, а впоследствии стал президентом Соединенных Штатов. Впрочем, если вам нравится думать об этом как о вендетте, почему бы и нет? Вы имеете полное право добавить в ваше жаркое немного чеснока.

— Ладно, — сказал Декстер, — тогда скажите вашему Дону Вето, что однажды он проснется и увидит в своей постели отрезанную лошадиную голову.

— Угрозы, сенатор? Хорошо, если вам угодно играть по таким правилам, как насчет вашего трогательного визита в Овальный кабинет, — помните, как вы умоляли президента сделать вас членом суда? Он об этом никому не рассказывал. Пока.

— К вашему сведению, я не «умолял», а назвал ему шесть совершенно неопровержимых причин, которые обращают меня в разумный, логичный выбор кандидата на эту должность.

— Он заснул, не дослушав четвертой. Всего хорошего, сенатор. Увидимся на поле чести.

— Ну, как все прошло с Митчеллом?

Президент и Кленнденнинн сидели у телевизора в семейных покоях, расположенных на верхнем этаже Белого дома. Главной новостью этого дня было выдвижение кандидатуры Пеппер.

— Ах да, кстати, он собирается отрезать какой-то лошади голову и подбросить ее в вашу постель.

— Прекрасно, — отозвался президент. Он неотрывно смотрел на экран, на котором повторялся репортаж о заявлении, сделанном им сегодня в Овальном кабинете. — Господи, до чего же она привлекательна.

— Да, — подтвердил Кленнденнинн тоном буйвола, сообщающего свое мнение о бабочке, только что опустившейся на его рог. — Весьма привлекательна.

— У нее все отлично получится. Вот посмотрите.

— Я собираюсь не просто смотреть. Я позвонил Фелтену, Риско и Брицу, — сказал Грейдон. (Он назвал имена сенаторов, также заседавших в Комитете по вопросам судоустройства.) — Не могу сказать, что эти деятели остались довольными услышанным, хотя Брица оно, похоже, позабавило. По-моему, все они немного стыдятся того, что сделали с Куни и Берроузом.

— И правильно, черт побери, стыдятся. Этот город стал более вредоносным, чем свалка химических отходов. А мне еще восемнадцать месяцев в нем торчать. Просто дни считаю.

— Послушаешь вас, и президентский срок начинает казаться тюремным. Вы будете первым после Джонсона президентом, не пошедшим на повторные выборы. И вы знаете, что о вас станут говорить.

— Мне все равно, что обо мне станут говорить.

— Знаю. Но вы все же могли бы попробовать. По-моему, вы немного перебираете по части присущего уроженцам Среднего Запада хладнокровия.

На экране телевизора президент и Пеппер сидели бок о бок в стоявших перед камином креслах, вокруг щелкали камеры, а над ними нависал, точно летучая мышь, микрофон.

— Вы смотрите «Шестой зал суда», господин президент?

— Не пропускаю ни одного эпизода, — ответил президент. — Мое любимое шоу. После «Боулинга со звездами».

— Судья Картрайт, достаточно ли вы подготовлены для того, чтобы заседать в Верховном суде?

— Сомневаюсь, что моей подготовки хватит даже для должности клерка этого суда.

Смешки репортеров.

— Тогда что же вы здесь делаете?

— То, о чем меня попросили.

— Правда ли, судья Картрайт, что вы собираетесь, пока будет рассматриваться ваша кандидатура, продолжать сниматься в вашем шоу?

— А вы на моем месте бросили бы работу по основной специальности?

Новые смешки.

Вандердамп хмыкнул и хлопнул Грейдона по колену.

— Наша девушка. Ты им покажешь, Пеппер. Ох, это будет роскошно. Роскошно, Грейдон.

— Не сомневаюсь.

Они стали смотреть дальше. Теперь на экране говорил президент: «Возможно, судья Картрайт и не похожа на традиционного кандидата в члены Верховного суда, однако я считаю, что, с учетом обстановки, сложившейся в этом городе, а возможно, и во всей нашей стране, судья Картрайт — именно тот человек, которого требует настоящий момент. Она знает страну, и страна знает ее. Она — практичный, здравомыслящий, знающий жизнь судья, привыкший называть вещи своими именами. И я призываю сенатский Комитет по вопросам судоустройства, как и сенат в целом, утвердить ее кандидатуру. Без проволочек».

— «Без проволочек» — это неплохо, — промурлыкал Грейдон. — Последний взмах красным плащом перед мордой быка.

— Да, — улыбнулся президент Вандердамп. — Я так и думал, что вам понравится.

В клубе «Ретрополитен», расположенном в нескольких кварталах от Белого дома, было оборудовано нечто вроде командного центра, в котором Грейдон Кленнденнинн и Хейден Корк намеревались готовить Пеппер к сенатским слушаниям.

Столы здесь были расставлены примерно так же, как на подиуме сенатского Комитета по вопросам судоустройства. Стоявшая перед Хейденом Корком именная карточка указывала, что он исполняет роль сенатора Митчелла. Других сенаторов изображали люди из Белого дома и Министерства юстиции — плюс несколько испытанных временем доверенных лиц Грейдона. Сам он, спокойный, отчужденный и донельзя сумрачный, сидел в кожаном кресле, выглядевшем так, точно ему приходилось выдерживать вес государственных деятелей еще со времен рузвельтовского «Нового курса».

Пеппер, войдя в эту комнату, окинула ее взглядом и сообщила:

— Я ищу слушания, посвященные Картрайт. А у вас тут, похоже, все еще продолжается Нюрнбергский процесс.

Хейден, резко кивнув ей, открыл огромную папку, на которой стоял штамп: «КАРТРАЙТ/СЕКРЕТНО».

— Это что же, все про меня? — поинтересовалась Пеппер. — Вот уж не думала, что прожила время, достаточное для того, чтобы оставить бумажный след такой толщины.