Гунны – страх и ужас всей Вселенной - Вольфганг Акунов

Правда, из версии событий, изложенной в «Гетике», не ясно, почему сына Германариха тоже звали Гунимундом. Ведь Германарих-то был не гунном, а готом, и гуннских жен у него, насколько нам известно, не было. Да и не успел бы он, даже при самых благоприятных обстоятельствах, зачать с гуннкой сына и вырастить его. К тому же известен другой Гунимунд – царь германцев-гепидов, разгромленный германцами-лангобардами царя Альбоина, также не имевший, вроде бы, гуннских корней. Впрочем, довольно об этом «белом пятне истории»…

Гунны продолжали свои грабительские рейды, предаваясь, в свое удовольствие, конным скачкам (иногда с препятствиями), стрельбе из лука (иногда по неподвижным, а чаще – по движущимся мишеням) и прочим «радостям Марса, Вакха и Венеры», как выражались в таких случаях римские язычники. На очереди оказались Сирия и Палестина, с их древними городами – очагами античной культуры – и богатыми купцами. Но, ограбив до нитки эти богатейшие римские провинции, гунны в них не осели. Теперь вместе с ними участвовало в «конных рейдах по вражеским тылам» – «стремя в стремя» так сказать!(о том, имелись ли у гуннов стремена, до сих пор ведутся оживленные дискуссии в среде историков и археологов) – немало воинов из готских родов. Предпочитавших совершать набеги под началом Гунимунда (как-никак, наполовину гота, а, значит, не столько гунна, сколько «своего»!), а не влачить тяжкое бремя рабства или лежать и гнить в сырой земле.

Теперь, вырвавшись на оперативный простор, гунны, сжавшиеся на спинах своих длинногривых малорослых «бурушек-косматушек», словно готовые к прыжку хищные звери, носились по римской Европе, словно по родным степям. Кровавый путь «демонского отродья» отмечали при свете дня – клубы черного дыма, а во тьме ночи – багровые отсветы пламени от градов и весей, сожженных «степными кентаврами», гнавшими за перегруженными награбленным добром обозами, словно скотину, толпы беспомощных пленников. Избитых и израненных, отчаявшихся ждать подмоги или выручки от – якобы! – «всегда победоносных» римских войск. Больше всего гуннам, беспощадно добивавшим упавших от усталости, измученных невольников, приглянулась провинция Паннония – равнина севернее Истра. Приглянувшаяся впоследствии, в аналогичных обстоятельствах, и другим воинственным кочевникам – венграм-мадьярам, (возводившим, кстати говоря, свое происхождение к гуннам). Тамошний ландшафт несколько походил на ландшафт между Евксинским понтом и рекою Танаисом.

Очень скоро «видимые бесы» обратили бег своих степных коней на казавшуюся им более слабой, доступной и богатой из тогдашних двух Римских империй – Восточную. Названную итальянскими гуманистами в эпоху Возрождения «Византийской» (по исконному названию Константинополя – Византий), но никогда на протяжении всего своего существования, прерванного лишь в 1453 г. турками-османами, официально так не называвшуюся. «Конные дьяволы» вторглись в восточно-римскую Фракию (нынешнюю южную Болгарию), с направлением главного удара на Геллеспонт (ныне – пролив Дарданеллы). Их главной целью был захват «царственного града» Константинополя, Царьграда, Второго Рима, Нового Рима, на Босфоре, в паре с Дарданеллами, соединяющем Черное море с Эгейским.

Первого гуннского царя, начавшего войну с Восточным Римом, но не стяжавшего победных лавров в условиях гористых театра военных действий, звали Улдин (Ульдин, Ульдис). А второго – Ругила (Руа, Руас, Роас, Руга, Рух, Роиль). На тот момент ворвавшиеся из степей в цивилизованную Ойкумену «видимые бесы» представлялись хронистам Восточного Рима уже не такими неведомыми и непонятными, как в 400 г. Христианской эры. С гуннами теперь вели переговоры о размере дани, которую они требовали от Константинополя-Царьграда. Производили с ними обмен пленными и заложниками. Договаривались о возможностях военного и политического сотрудничества. Ругила был сильней, умней и дальновиднее Ульдина. Последний согласился служить за золото Второму Риму, разбил мятежного восточно-римского военачальника (готского происхождения) Гайну, соратника последнего воссоединителя Римской мировой державы (перед смертью снова поделившего ее надвое между сыновьями) императора Феодосия I Великого, и отослал отрубленную и засоленную голову неудачливого гота Гайны императору римского Востока Аркадию в Константинополь. Затем Ульдин перешел со своими «кентаврами» на службу Первому, Ветхому, Риму на Тибре и разгромил в 406 г., на пару с западно-римским полководцем вандальского, т.е. германского, происхождения Флавием Стилихоном, языческие гото-вандало-ал(л) еман(н)ские полчища Радагайса, вторгшиеся в Италию и шедшие на Первый Рим. В-общем, сослужил римлянам неплохую службу, как многие «полезные варвары» до и после него. Таков был достаточно бесхитростный Ульдин. Руа же оказался не столь прост.

В 430 г. Ругила заключил с Флавием Аэцием, как полномочным представителем Западной Римской империи, договор о дружбе и военной помощи (направленный, в том числе, и против Восточной Римской империи). По условиям этого договора западные римляне уступили гуннам пришедшуюся тем по вкусу провинцию Паннонию Приму (Первую). Следует заметить, что Аэций еще в 425 г., по приказу западно-римского императора-узурпатора Иоанна, нанял у Ругилы отряд гуннских «кентавров» для борьбы с высадившимися в Италии с враждебными намерениями войсками восточно-римского императора Феодосия II Флавия (о котором еще пойдет речь далее). А еще в 409 г. гуннские конники на службе западно-римского императора Гонория, сына Феодосия I Великого, так серьезно потрепали вестготское войско Атаульфа в битве под Пизой, что Гонорий нанял целых 10 000 (!) гуннских конников для противодействия другому романизированному готскому завоевателю, опустошавшему Италию – свояку Атаульфа, Алариху из того же знатного вестготского рода Балтов, или Балтиев. Побуждаемому к агрессии против Западного Рима, как это ни печально констатировать, восточно-римским, константинопольским двором. Это не помешало удостоенному высокого римского военного чина Алариху (в чьем войске, кроме готов, служили также аланы и гунны, сражавшиеся, т. о., против своих-же соплеменников – аланов и гуннов, служивших верой-правдою в западно-римской армии Гонория) овладеть через год «царственным городом» на Тибре. Но не потому, что готы, аланы и гунны, служившие под римскими орлами и драконами – драконоголовыми боевыми значками, перенятыми римлянами от сарматов – императора Запада, плохо дрались с готами, аланами и гуннами Алариха, пришедшими в Италию с римского Востока. А потому, что, по наиболее распространенной версии, римские рабы (или агенты константинопольского двора) впустили воинов Алариха в «Вечный Город», тайно открыв им ночью ворота.

Как бы то ни было, гуннский царь Ругила по достоинству оценил значение Паннонии, уступленной ему западными римлянами, как идеального плацдарма для наступательных действий в юго-восточном, юго-западном и западном направлениях. Но там, где он начал боевые действия – на богатом римском Юго-Востоке с притягивавшей гуннского царя, как магнит, роскошной императорской столицей Константинополем, военная фортуна не улыбнулась и ему.

Начав войну против нескольких племен и народностей, обитавших на Истре и пребывавших под римской защитой, Ругила направил послом к восточным римлянам своего представителя по имени Эсла (вариант: Исла). Этот Эсла обычно успешно улаживал споры между римлянами и гуннами. Теперь же ему было поручено передать римлянам угрозу Ругилы, что тот не будет придерживаться условий заключенного мирного договора, если «ромеи» не выдадут ему перебежавших к ним беглецов. Тогда обеспокоенные римляне решили направить к Ругиле посольство.