Страх, или Жизнь в Стране Советов - Виктор Петров

Преображенская Церковь XVII в. Трубчевск Брянской области. 1983 г.

Введенская церковь, село Введенье Парфеньевского района Костромской области. 1977 г..

Впрочем, нас, мирян, напрямую эти дела не касались. Зато касалось то, что окрестить ребенка можно было только по предъявлении паспортов родителей. Эти данные заносились в специальный журнал, а потом передавались, «Куда Надо». Через некоторое время партком организации, где работал родитель (независимо от партийности), получал из райкома письмо, где сообщалось, что ваш сотрудник имярек крестил своего ребенка: «Просим принять меры воспитательного характера». Впрочем, при мне на Леннаучфильме обстановка была либеральная, и, насколько я знаю, никого не воспитывали, хотя такие письма из райкома были.

Вообще на нашей студии было очень много верующих, особенно среди режиссеров. Но мы все друг друга боялись, поскольку знали, что среди нас очень много стукачей, но не знали, кто именно. Поэтому, встретив в церкви сослуживца, мы всегда делали вид, что не замечаем или не узнаем друг друга, а в другой раз старались в эту церковь уже не ходить. Постепенно все церкви, а их тогда в городе было мало, оказались как бы негласно распределены между работниками студии, чтобы не встречать там друг друга. Но это было очень трудно, и я старался ходить туда пореже. Зато, когда оказывался в командировке в другом городе, обязательно посещал там храм, не боясь кого-то встретить.

О том, как легко сейчас купить холодильник или любую другую бытовую технику, читатель знает. А вот совсем недавно все было совсем не так.

Труднее всего было купить легковой автомобиль. Грузовые вообще запрещались к продаже. Собственно автомашин в свободной продаже и не было — их распределяли по предприятиям. Если ты работаешь на большом или важном для обкома предприятии, если ты активный общественник и передовик труда, то тебя в качестве награды могут записать в очередь на покупку машины, которую ты сможешь купить лет через 10. Ну а если ты работаешь в небольшом учреждении или на маленьком заводике, то машины тебе не видать никогда.

Холодильник все же купить было можно… года так через 3, когда подойдет твоя очередь. Их тоже распределяли, но уже по магазинам. Главное было узнать, где и когда происходит запись на холодильники, потому что директора магазинов старались не раздувать слишком очередь, а записывать только в пределах обещанных лимитов. Ни о каком выборе модели вообще не шло речи: что привезут, то и возьмешь, с радостью.

В это время Муромский завод холодильников решил отпраздновать выпуск миллионного холодильника, и мне поручили снять об этом сюжет для киножурнала «Наш край». Это была одна из лучших по тем временам модель «Ока-3».

Проведя съемку, я решил, что обидно побывать на заводе холодильников и даже прославить завод на весь Северо-Запад, а самому остаться без холодильника. Обратился к начальнику сборочного цеха и в отдел сбыта: как насчет приобретения холодильника? Мне сказали, что ничем помочь не могут, а надо идти к самому директору завода. Тот сказал, что просто так они никому холодильники не продают, даже работникам завода, но посоветовал мне написать заявление в профком с просьбой о материальной помощи (!) — они имеют право награждать победителей соцсоревнования правом покупки холодильника. «Скажи, — сказал директор, — что если они подпишут, я выделю его из моего фонда материального поощрения».

Наконец, все визы были получены, подписи поставлены. Я оплатил покупку, сам нашел грузовик для доставки на станцию, договорился на железной дороге, дождался в Ленинграде, когда грузобагажом привезут мою покупку, снова нашел автомобиль и грузчиков и получил в городе на Неве холодильник из города Мурома Владимирской области. Некогда было скучать советскому человеку.

Я описал ситуацию с двумя важными в жизни людей товарами, но в дефиците было все: от гвоздей до цветных телевизоров. Больше всего бил по интеллигенции дефицит книг. Мало того, что огромный пласт художественной литературы и книг по искусству (западному, абстрактному и пр.), философии или истории были вообще запрещены, но и тиражи издаваемых книг были гораздо ниже потребностей.

Но самый позорный для коммунистов дефицит — дефицит туалетной бумаги. А объяснялось это просто: производственных мощностей страны едва хватало на выработку самой необходимой продукции, без чего уж никак нельзя, а без туалетной бумаги жить можно. В результате там, где она появлялась в продаже, выстраивались огромные очереди человек по 50—100. Люди брали столько бумаги, сколько дают. Обычно давали по 20 рулонов, реже — по 10. Продавцы нанизывали рулоны на веревку, и люди несли эти гирлянды домой на шее как зримую черту коммунизма, потому что в руках еще авоськи с другими дефицитными товарами.

И все же советский человек чувствовал себя счастливым. Он был счастлив оттого, что ему повезло купить гирлянду туалетной бумаги, и эта проблема будет решена почти на год; он с радостью нес домой килограмм сосисок (больше не продавали), и вся семья была счастлива. Любая покупка — это событие в жизни, потому что в магазинах не было почти ничего, кроме товаров первой необходимости, или были плохие товары очень низкого качества. Купил холодильник — это уже счастье, купил хорошую книгу — это предмет гордости. А если вдруг у тебя личный автомобиль — это выделяет его обладателя из всех окружающих.

В СССР при любви ко всеобщему равенству люди, тем не менее, были на самом деле очень не равны по своим правам и возможностям. Было много избранных и привилегированных, которым было доступно то, что не доступно большинству. Это тоже давало таким людям ощущение счастья. Причем отдельные привилегии были не только у партноменклатуры, но и у некоторых других.

Став творческим работником киностудии, я, например, получил возможность посещать закрытые просмотры зарубежных фильмов в Доме кино, которые были запрещены к показу в СССР. Людей с такими правами в Ленинграде было всего около тысячи. Я чувствовал себя избранным, я чувствовал себя элитой, я был счастлив.

Не потому ли у пожилых людей в эмоциональной памяти остались эти редкие минуты радости, и они с тоской вспоминают жизнь при пустых магазинах, всеобщем дефиците и запрещении всего и вся.

Колбаса, действительно, стоила 2 руб. 20 коп. Но было ее всего три вида: отдельная, докторская и ветчинная. Иногда появлялись сардельки по 1 руб. 40 коп., но за ними сразу становилась очередь и они быстро исчезали. Полукопченых колбас почти не было — их сразу же «расхватывали». Твердокопченую колбасу можно было иногда достать на некоторых предприятиях в праздничных наборах. Ни о каком современном разнообразии и обилии гастрономических деликатесов люди не могли и мечтать.