Когда даже ангелы посылают - Дарья Волкова

Большая черная бмв. Хотел произвести впечатление? Произвел. Но не машиной.

Они ехали молча. Катя даже не спросила, куда. Она чувствовал себя загипнотизированной, ровно с того момента, как он взял ее за локоть и негромко сказал «Катя, привет».

И все анализы сам сдал.

Ответственный.

И ужасно красивый.

Она еще в прошлый раз, уходя, в конце аллеи не выдержала - обернулась. И его силуэт, тоже удаляющийся, врезался в память. Тогда-то и пришло сравнение с гепардом.

Кир уверенно двигался, уверенно говорил и машину вел тоже уверенно. Смотрел на дорогу и в зеркала, но иногда бросал взгляд на нее. И в такие моменты Катя тут же отворачивалась и изо всех сил делала вид, что ее очень интересует пейзаж за окном. Но спустя какое-то время снова поворачивалась. И снова исподтишка разглядывала.

У него правильные черты лица. Акцентов ярких нет, глаза не очень большие, но посажены ровно, нос тоже правильной формы. Губы не крупные, а на подбородке то ли небольшая ямочка, то ли немного раздвоен. Волосы и в самом деле русые. И он подстригся. Ему идет.

Взглядом вниз. Руки. Крупные. Пальцы длинные. Про такие говорят - руки пианиста. Но запястье мощное, а сами пальцы не тонкие. Вообще Кирилл производит впечатление «были бы кости, мясо нарастет». Хотя... папа говорил, ему тридцать два? Выглядит моложе. Но мясо, может быть, еще и правда нарастет на эту хищную гепардью породу. Или как он сам про себя говорил - московская борзая? Нет, на гепарда больше похож. На загорелой руке золотятся выгоревшие волоски. И ушки все-таки немножко торчат, да.

Катя поймала себя на том, что улыбается. Он поговорить хотел, обсудить. Да плевать. Зато пока можно ехать рядом, молчать и любоваться.

А привез ее в итоге Кир к себе домой.

- Будешь кофе? - с этого вопроса ему всегда проще всего начинать разговор. Любой. И даже такой непростой, что предстоит сейчас.

- Да.

Пока Кир колдовал с кофемашиной, Катя скромно устроилась на краешке дивана и простреливала своими невероятными глазами лофт. Стесняться нечего: вылизано накануне все до блеска - то, что не долизала приходящая два раза в неделю Евгения Сергеевна.

Кофемашина деловито зафыркала, а Кир рискнул присоединиться к Кате. Так же на краешек.

- Послушай... - прокашлялся. Отвел взгляд от ее голых коленей. - Я... ты... - нет, надо было приготовить шпаргалку и читать с бумаги! Люди в Собвезе ООН таким не гнушаются, чего ему-то... - Я сделаю все, что должен. С точки зрения юридической, медицинской и...

- И...? - после того, как не услышала продолжения, тихим эхом повторила Катя.

Да если б он знал, что там, за этим «И»! Что такое - быть отцом? Кирилл знал, каково это - быть сыном. Плохим сыном, если быть честным. Младшим, избалованным, не оправдавшим надежд и чаяний. А самому стать с другой стороны?

Это же страшно. Невероятно страшно. А деваться уже некуда. И слова все замирают в горле, и ощущение дикого бессилия и беспомощности. Он закрывает глаза.

В темноте под закрытыми веками его находят ее губы.

И все возвращается.

И все исчезает.

Шум за окнами, этажи сверху и снизу, люди снаружи, ее сомнения и его страхи. В центре одного из крупнейших мегаполисов мира остаются двое. Он и Она. Мужчина и Женщина.

Поцелуй бы длился долго, если бы не несколько «но».

Но не хватает воздуха, нечем дышать.

Но жарко так, словно ты в полдень где-нибудь посредине Сахары.

Но дикая жажда. И мешает одежда. Ее не должно быть.

Они оторвались друг от друга. У обоих шальные, поплывшие взгляды. Но Кир держится лучше - сказывается выучка.

Он встал на ноги. При всей обманчивой легкости фигуры он обладал достаточной мускульной силой. И Катю бы на руки поднял. Но не стал. Очень важным было получить знак. Что ей это так же сильно нужно, необходимо, как ему. И вот - протянутая ладонь.

- Пойдем. В постель.

Она встала без промедления. И это сделало его мгновенно и остро счастливым. А потом они пошли, взявшись за руки.

Спальни в его квартире нет, место для сна прячется в нише, отделенное от основного помещения тяжелой портьерой. С тихим шелестом разъехались половинки шторы, открывая широкую кровать. Кир обернулся. В это же самое время светлое с голубым и розовым платье упало на пол. Температура в Сахаре мгновенно превысила свой климатический максимум вдвое.

Когда он думал про себя, что Катя красивая - так это он ее голой не видел. Но хорошо, ладно, в белье. Легкое, кружевное, под стать лету. И ее невероятной юной красоте.

Не бывает таких ног. Такого живота. Груди. Шеи. А если она снимет белье...

- Кир, твоя очередь.

Смысл слов до него дошел со второй попытки. Пуговицы он расстегнул только на манжетах и стянул рубашку через голову - слишком сложно возиться с остальным пуговицами.

С ремня его пальцы убрали Катины руки.

- Можно, я?

Он точно не спит? Точно? Точно?! Девичьи пальцы разбирались с ремнем, а Кир с высоты своего роста смотрел. Я целовал этот вспухший розовый рот? Эти скулы? Этот подборок? Запускал пальцы в этот поток расплавленного золота? Трогал эту грудь? А...

Он успел поймать штаны в последний момент.

- Я сам... - прохрипел. Не хватало еще, чтобы девушка с него штаны снимала! Пока Кир расправлялся с брюками и носками, Катя успела подготовить еще один смертельный удар.

На ней остались только прозрачные бежевые трусики. А в остальном...

Он что, в самом деле, занимался с ней сексом?!

И собирается сделать это сейчас.

Ущипните, кто-нибудь.

Нет, не щипайте.

Убью.

***

Наверное, шокировала его. Точно, шокировала. Хорошие девочки так себя не ведут.

Да плевать.

Есть вещи, которые сделать физически невозможно.

Невозможно сделать аборт.

Невозможно удержаться от прикосновений, когда рядом отец твоего ребенка.

Ой, да кого она обманывает! О беременности и отцовстве Катя думала в последнюю очередь. Ее просто трясло от желания прикоснуться. Проверить. Удостовериться.

Да. Точно он.

Губы его, руки. Плечи.

Красивый.

Сильный, поджарый, живот твердый и с самыми натуральными кубиками, причем не в спортзале заработал, скорее всего. Это фактура такая. Это тестостерон. Он во всем. Точно это все тестостерон, он сильнее доводов разума и вообще всего, о чем можно думать.