Мужчины любят грешниц - Инна Бачинская

Я был ошеломлен, выбит из седла, умерщвлен и погребен заживо.

– Поэтому он цепляется к Косте… издевается… – всхлипывала Лена. – Не может простить.

– А Костя знает?

– Нет! Конечно, нет! Я ждала, когда он подрастет… Артем, что нам делать?

– Что нам делать? – повторил я по-дурацки.

– Костик бросил институт. Казимир не позволит, он… он… ты же его знаешь! Поговори с ним! Я не знаю, что делать, я боюсь!

– И я не знаю. Ты извини, Лена, я должен подумать.

– Может, Костик пока поживет у тебя?

– Нужно все обсудить, – повторил я тупо. – Я поговорю с Казимиром.

– Спасибо. – Она робко дотронулась до моей руки. – Прости меня, Артем. Ты знаешь, я так тебя любила… все могло быть иначе. Казимир страшно ревновал, он тебя ко всем ревновал, даже к Алисе…

– К Алисе? – Сознание выхватило ее последние слова. – Откуда ты… Почему к Алисе?

– Он напивался и говорил… всякие гадости. Понимаешь, он постоянно считал тебя соперником, завидовал, ревновал, злился…

– При чем тут Алиса?

– Его тянуло ко всем твоим женщинам. Ты извини, что я вспомнила вдруг. А подружились вы, когда ты остался один. Помнишь? Ему удобно, когда ты один, понимаешь? Когда у тебя ничего нет – ни семьи, ни сына! Он не переживет, если узнает, что я рассказала про Костика… Он страшный человек, Артем.

– Лена, у меня встреча, – оборвал я ее, желая одного – чтобы она наконец ушла. – Я должен идти.

– Я понимаю, – заторопилась она, поднимаясь. – Обещай, что подумаешь, ладно? Может, возьмешь Костю к себе в банк?

Она смотрела на меня умоляюще. Я кивнул.

Оставшись один, я достал из холодильника бутылку водки – универсальное лекарство от всех душевных хворей. Налил. Выпил залпом. Я ей поверил. Мне и в голову не пришло, что она могла меня обмануть. Такими вещами не шутят. Костик – мой сын, я всегда чувствовал притяжение к нему… вот, оказывается, в чем дело. Какая нелепость, идиотизм, выверт судьбы! Не вмешайся тогда Казимир, у меня был бы сын, взрослый уже, выросший на моих глазах… Я снова выпил.

Звонок в дверь застал меня врасплох. Я попытался встать с табуретки, но центростремительная сила бросила меня обратно. А звонок все заливался райской птицей. Хватаясь за стены, я поплелся в прихожую, угрюмо соображая, кого это принесло на ночь глядя. На пороге как гений чистой красоты стояла актриса Ананко, о которой я начисто забыл. Немая сцена.

– У-у-у, – протянула она, присмотревшись ко мне. Таким тоном обращаются к детишкам и делают при этом козу. – Какие мы славные! Какие мы теплые! По какому поводу бал?

Я стоял столбом, молчал.

– Можно пройти? – спросила она деловито. – Или так и будем стоять?

Человек – животное стадное. Ему нужно участие, локоть, плечо, слушатель. Рената не только говорила, она, как оказалось, умела слушать. Она сидела напротив меня, подперев голову рукой. Ритмично покачивала носком туфли. А я говорил. Я рассказал ей об Алисе и Колдуне. Она слегка кивнула, словно отвечая своим мыслям, а возможно, собиралась сказать: «Я сразу поняла, что вы его знаете! Я слышала об этой истории, город тогда просто гудел!»

…Помню, тогда я посоветовал Лиске:

– Не трогай его, не связывайся. Он опасный человек и, как мне кажется, бессовестный. Манипулятор.

– Боишься, что он превратит меня в мышь? – спросила она.

– Боюсь! Что я буду с тобой тогда делать?

– Посадишь в коробочку и будешь кормить сыром!

– Разве что. А не будешь слушаться, отдам в живой уголок.

– Ты его боишься? – спросила она, всматриваясь в меня. Иногда она поражала меня своей проницательностью, что было странно в ее нежном возрасте и при полнейшем отсутствии жизненного опыта.

– Боюсь? – высокомерно удивился я. – Я допускаю, что существуют способы воздействовать на психику, внушить человеку… разные вещи, заставить его видеть то, чего нет, и считаю это насилием. Твой Колдун – патологическая личность, и вызывает… ну, скажем, опасение – никогда не знаешь, что он выкинет. Хотя я в это все не очень верю.

– Я не верю, но на базаре одна тетка рассказывала! – перебила она меня нахально.

– Вот именно! – хмыкнул я. – Ты все поняла?

– Ага. На всякий случай. А что Лешка Добродеев говорит?

– Лешка Добродеев собирался писать о нем статью, но заглох. Подкинул его тебе, решил не связываться.

– Думаешь, он испугался?

– Спроси сама.

– Спрашивала. Но ты же знаешь его, он все время врет. Сказал, нет времени, совсем замотался и устал до чертиков.

– А ты и рада. Лешка не дурак, раз самоустранился.

– А я и рада, – повторила она.

– Алиса! – сказал я строго.

– Да поняла, поняла! – Она махнула рукой – отстань, мол! – А жаль, такой материал пропадает. Может, передумаешь, а?

Я не допускал мысли, что она ослушается. Со скрипом, воплями и недовольными гримасами она все-таки признавала меня за старшего и повиновалась. Но я не должен был терять бдительность. А я ее потерял. Лиска пробилась на сеанс к Колдуну – уж очень велик был соблазн. Я помнил ее каменную задумчивость в тот вечер, когда это, как оказалось, произошло в первый раз. Мне и в голову не пришло связать ее настроение с экстрасенсом. Мне она, разумеется, и словом ни о чем не обмолвилась. Несмотря на ее открытость, болтливость и птичью бесцеремонность, были, оказывается, вещи, о которых она мне не говорила.

Потом я часто думал, что не следовало ничего ей запрещать – тогда она делилась бы со мной и я был бы в курсе. Но я ничего не понял. А потом уже было поздно. Я был занят с утра до вечера, банк реконструировался, я вваливался домой только спать. Алиса же, как старательная ученица, ходила на сеансы Колдуна. Не знаю, что он им внушал и что они там делали. Его «ученики» на допросах показали, что говорили они о душе, мотивации поступков человека, предчувствиях, интуиции и подобной ерунде. И ни один не заикнулся о видениях, депрессии после «занятий», ни о чем паранормальном и сверхъестественном. Они как верные псы защищали своего гуру.

После одного из занятий, двадцать седьмого августа, Алиса выбросилась с балкона моей квартиры на одиннадцатом этаже. Когда ее привезли в больницу, она была еще жива. Я примчался туда и успел за минуту-другую до того, как она умерла. Я держал ее за руку…

Все, что завертелось вокруг меня после смерти Алисы: допросы, подозрения, копание в нашей жизни, истеричное любопытство толпы, – казалось кошмаром. Вместо того чтобы остаться одному, я должен был отвечать на их вопросы. Я не мог поверить, что моя Алиса, вприпрыжку радостно бегущая по жизни, покончила жизнь самоубийством! Я рассказал следователю о своем опыте с Колдуном, о своих видениях, депрессии и тоске впоследствии, призывал в свидетели Лешку Добродеева. Следователь смотрел на меня странно и расспрашивал о наших отношениях с Лисой – о ссорах, разногласиях, возможно, ревности. Ревности? К кому? С трудом я понял, что одной из версий гибели Алисы является моя ревность! Якобы она увлеклась экстрасенсом и… я убил Алису? Это было сумасшествие! Я, раздавленный и уничтоженный, должен был вспоминать, раскладывать по минутам, снова и снова прокручивать тот день. Они удовлетворились моим алиби. До девяти я был на работе, потом сидел в «Белой сове», ждал, каждую минуту набирая ее номер. А она в это время… Это случилось в девять двадцать три, как показали свидетели – подростки и старухи, сидевшие во дворе. Никто не видел, когда она пришла домой. Сеанс у Колдуна закончился в восемь тридцать, и Алиса ушла первой, как показали «ученики», причем, кажется, спешила. И вместо того чтобы отправиться в «Белую сову», пошла домой. Я сидел в «Сове» и ждал, а она в это время стояла на балконе и смотрела вниз. Прикидывала, как… Потом наклонилась или перелезла через перила и… и…