Домой не возвращайся! - Алексей Витаков

Через несколько минут по пыльной таежной дороге мчался во весь опор гнедой конь, унося своего седока подальше от людей в глушь, горчащую смолой и разнотравьем. Туда, где стояла неприметная охотничья сторожка.

Туда, где Саида Омарова никто не найдет. Жаль, что верного коня придется убить на прокорм зимой. Но в этом мире выживает тот, кто сильней и коварней. Это знание досталось Саиду по наследству с генами. И он будет следовать законам жизни, которые ему диктует кровь и невидимый, всемогущий Аллах. Вечером деревенский староста найдет у себя под дверью записку, где будет сообщаться, что Омаров Саид Шухратович ушел навсегда в теплые восточные страны, в коих надеется обрести покой и счастье, желая встретить смерть в окружении многочисленного потомства. Его не будут искать. Никто не заподозрит несчастного сироту в смерти одиннадцати молодых людей, задавленных бревнами. О нем скоро забудут, потому что горе, пришедшее в деревню, затмит разум одиннадцати семей. А он спокойно перезимует – тайга любит его – и за это время обдумает, как и куда двигаться дальше. Но то, что любовь к оружию сильнее всего, он уже знал. На втором месте: военная форма. На третьем месте:…? Вспомнились загорелые, округлые икры Тамары. Нежный желобок между грудями. А когда она нагибалась, оказавшись к нему спиной… Э-эх! На третьем месте: деньги. И тогда будет сколько угодно Тамар. Саид представил, как по его команде, стоящие к нему спиной девушки нагнутся, предоставив полную свободу выбора пропахшему войной храбрецу. Рука важно ощупает женские прелести, выбирая товар покачественнее, и остановится на самой лучшей, а может и не одной. Восток – какое все же сладкое слово. В груди радостно щемило, на глаза наворачивались слезы. Когда-нибудь большой, полосатый, шелковый халат нежно обнимет покрытое боевыми шрамами тело. Добрый кальян согреет душу и озарит лицо благочестивого мусульманина благодушной, широкой улыбкой. Закружатся полуголые танцовщицы под ненавязчивую и нежную музыку.

Конь свернул с дороги и теперь несся по узкой тропинке, обдирая бока о колючие сосновые ветки. Беглец прижимался к густой, пахнущей потом гриве, иначе тайга давно бы уже исполосовала лицо до костей. Брезентовая куртка вполне справлялась с ударами, а вот старенькие, школьные брюки едва держались, чтобы не превратиться в лохмотья.

Неожиданный треск выстрела чуть не вытолкнул из груди сердце. Конь споткнулся и стал ошалело крутиться вокруг своей оси, словно пытаясь зубами поймать хвост. Потом упал на колени и, ткнувшись мордой в зеленовато-коричневый мох, повалился на бок. Саид успел выдернуть ногу из стремени и, перекатившись на спине, вскочил на ноги. Из уха Сигнала стекала тонкая струйка крови. Откуда стреляли? Омаров мотал головой во все стороны. Лес молчал. Липкий, ледяной страх половодьем разливался от макушки до пяток.

– Кто здесь? – крикнул беглец, сжимая рукоять охотничьего ножа.

– Далеко ли собрался, внучек? – голос деда прозвучал над самым ухом.

Саид вздрогнул и обернулся, готовый метнуть нож в цель. Но увидел лишь слабое покачивание веток.

– Я спрашиваю: далеко ли собрался? – голос звучал уже с другой стороны.

В следующее мгновение приклад ружья со всего маху ударил по запястью. Нож вылетел и с легким звоном ударился о ствол дерева. В белокурый затылок беглеца уперлись два ствола тридцать второго калибра.

– Дед, пойми меня как боец бойца, эти одиннадцать несчастных пацанов погибли сегодня по своей глупости. Не надо было травить меня, – затараторил Саид.

Ледяной ужас шевельнулся в душе Кондакова:

– Я бы мог убить тебя прямо сейчас, как бешеного пса, – Филипп Васильевич говорил отрешенным, каменным голосом, – но, боюсь, семьи тех ребят не простят мне этого. А как бы ты поступил? Правильно. Пуля в затылок – слишком легкая смерть для такого выродка. Я отдам тебя родственникам тех, кого ты, не моргнув глазом, убил. Вставай. Держи руки за спиной.

– Дед, ты воин и я воин. Неужели ты не поймешь и не отпустишь меня? Неужели ты не понимаешь, что я позор на твою седую голову? Люди, расправясь со мной, примутся за тебя. Ведь ты же меня воспитал таким.

– Во-первых: я – воин, а ты просто подлый человек. Во-вторых: моя жизнь встречает свой закат, и я хочу уйти из этого мира без камней в душе. В третьих: чему быть, того не миновать.

– Перед тем, как ты отдашь меня в лапы смерти, скажи: откуда знаешь, что это я их убил?

– Ты очень глупый человек, Саид. Казню себя за то, что не успел предотвратить. Расскажи, как умер твой отец, Шухрат Омаров.

– Дед, ты дьявол. Откуда тебе все известно?

– Подушка, твоя подушка, Саид. Она была вся в рвоте. И, почему-то лежала не на твоей кровати, а на окне рядом с постелью отца. Я только одного не понял, зачем? Поэтому и ушел в тайгу – думается легче.

– А сейчас понял, зачем?

– Да. В тебе живет зверь, и многие поступки ты сам не можешь объяснить.

– Многое же ты надумал. А хочешь, я скажу тебе. Как можно уважать человека, который боится вернуться на свою Родину. Который единственного сына обрек на прозябание в дыре. Как вообще можно жить чужим среди чужих. Видите ли: убьют родственники. Трус. Если бы не его трусость, разве надо мной измывались бы сверстники не моей крови. Он шарахался от собственной тени. Вместо того, чтобы отвезти меня в теплую страну с голубыми куполами мечетей, с прозрачной водой в арыках, где я встретил бы лучшую в мире восточную жену.

– Заткнись, Саид, жить тебе осталось совсем немного. А сейчас помолчи. Я устал от твоей болтовни.

Километра полтора они шли в полном молчании. Скоро должна была показаться дорога. Саид лихорадочно соображал. Умилостивить сурового стража невозможно. Бить на жалость глупо. Напасть самому, улучшив момент, но как? В этом костистом старике чувствовалась не просто сила, а какая-то страшная, нечеловеческая мощь. На помощь пришли восточные гены – попробовать перехитрить.

– Дед, живот крутит, пусти под кустик. Приведешь обдерьмованного. Хоть смерть в чистых штанах дай встретить.

– Садись на пень, чтоб я видел и сверкай к лесу задом, а ко мне – передом.

Не дойдя двух шагов до положенного пня, Саид схватился за живот и повалился на землю, потому что именно в этом месте обнаружил камень величиной с кулак.

– А ну встать, гаденыш подколодный! – Филипп Васильевич, взяв ружье наперевес, приблизился. Омаров чутким слухом определил, что курок дед взводить не стал.

– Встаю, встаю. Медвежья болезнь от страха чуть на месте не случилась.

В следующий миг беглец, резко развернувшись, отвел ствол левой рукой, а правой метнул камень в лицо деду. И, рванув с места, побежал, петляя между деревьев. Сзади грохнул выстрел. В полуметре срезало ветку.

«…Хорошо я ему угодил. Теперь уйду. Да не просто уйду…» – Саид, еще до конца не веря удаче, бежал и бежал, задыхаясь то ли от движения, то ли от пузырившегося в крови адреналина.