Свои среди чужих. Политические эмигранты и Кремль: Соотечественники, агенты и враги режима - Ирина Петровна Бороган

подрыву экономики Третьего рейха; в аппарате начальника штаба ВВС Армии США; в Министерстве финансов США и многих других ведомствах. Многие могли серьезно повлиять на ход истории. Взять, например, радиоинженера Юлиуса Розенберга, руководившего одной из групп агентов Голоса: через десять лет его имя узнает весь мир, когда он вместе с женой будет приговорен к казни на электрическом стуле за передачу СССР секретов атомной бомбы. Многие из этих агентов были идеалистами, уверенными, что помогают компартии США. Они не подозревали, что в действительности работают на советскую разведку.

Голос вербовал агентов и в Социалистической рабочей партии Троцкого. Руби Вейл, которая свела будущего убийцу Троцкого с Сильвией, была всего лишь одной из них.

А пока советские войска сражались с немцами, прирожденный вербовщик Голос увидел новые возможности – он решил заняться белоэмигрантами. Он рассказывал им, и это было правдой, что в 1936 г. отправил свою жену и сына в Москву, а когда началась война, настоял на том, чтобы сын вступил в Красную армию (тот был ранен под Ленинградом). Голос пытался убедить белоэмигрантов сделать то же самое – отправить своих сыновей сражаться в России. Это была новая националистическая тактика. Теперь не имело значения, говорил Голос, что когда-то они были идеологическими врагами, – в конце концов, все они были русскими, и их долг состоял в том, чтобы помочь защитить родину от захватчика. Некоторые белоэмигранты откликнулись и отправили своих сыновей в СССР – что обеспечило советскую разведку новыми заложниками[69].

Помимо сети Голоса в Нью-Йорке существовало еще несколько шпионских сетей, работавших на СССР. Одни действовали успешно, другие не слишком. В двух шагах от Флэтайрон-билдинг, в доме, где находилась квартира Голоса, располагался офис скромной фирмы Raven Electric. Ее владелец, русский эмигрант, часто посещал World Tourists[70].

На него с недавних пор работал 26-летний инженер Raven Electric Жорж Коваль. Родом из Айовы, он легко вписался в нью-йоркскую жизнь. Худощавый, с тонкими чертами лица и в круглых очках, симпатичный молодой человек был поклонником Уолта Уитмена, отличным теннисистом и любителем женщин. Новые знакомые Жоржа не знали, что в 1932 г. он и вся его семья – мать, отец и два брата – переехали из Айовы в Советский Союз, поверив в обещания ИКОР (Idishe Kolonizatsie Organizatsie in Rusland) – Организации помощи еврейскому землеустройству в СССР. Жорж, которому на тот момент было чуть больше двадцати лет, изучал химию в московском институте, в 1939 г. получил диплом и собирался заняться наукой. Но в его планы вмешалась советская военная разведка, которой срочно требовалось получить доступ к программе США по созданию боевых отравляющих веществ. Американский гражданин с химическим образованием как нельзя лучше подходил для этой работы. Спецслужбы не оставили Ковалю выбора: они обнаружили буржуазное происхождение жены Коваля и в любой момент могли отправить молодую женщину в тюрьму[71]. После курса интенсивной подготовки Коваль вернулся в США, достал свой старый американский паспорт и устроился инженером в фирму советского агента в Нью-Йорке, в то время как его жена и семья остались в СССР как заложники.

Москва терпеливо ждала от него донесений, но агент ГРУ Коваль пока не мог найти никаких сведений о том, что американские военные занимались разработкой ядов, и пока просто болтался по Нью-Йорку.

Как и в Константинополе, в Соединенных Штатах действовали две резидентуры советской разведки. Легальной резидентурой в нью-йоркском консульстве руководил Василий Зарубин, ему помогала жена Лиза Горская. Им необходимо было возобновить контакты с агентами, которые долгое время не выходили на связь или прекратили сотрудничество. Горская использовала проверенный прием: она «случайно» наталкивалась на старых агентов на улице, приглашала их на ланч, а затем твердо напоминала, что пришло время снова начать работать на советскую разведку.

В начале 1943-го Сталин радикально изменил военную форму Красной армии, заменив футуристические кубари и шпалы золотыми погонами в духе царской армии. В мае погоны ввели и для сотрудников дипломатической службы, и теперь Зарубин щеголял на приемах в мундире с золотыми погонами и шитьем на обшлагах. Идеология советского государства быстро менялась: мечта о всемирном коммунистическом будущем уступала место имперским традициям царской России. Для солдат на фронте патриотизм звучал привлекательней, чем отвлеченные идеи о пролетарском братстве народов.

Изменилась не только униформа. Советская разведка тоже трансформировалась. Теперь московский Центр требовал полностью передать в руки офицеров своих резидентур контроль над завербованными агентами, стремясь избавиться от посредников в лице американских коммунистов. Горизонтальные сети агентов, которые состояли из активных оперативников и решительных идеалистов, планировалось заменить жесткой иерархической системой со строгой субординацией. Так же как и внутри СССР, безусловное подчинение начальнику было приоритетом. В конце концов, именно беспрекословное выполнение приказов рассматривалось как лучшая гарантия безопасности.

Голос стал первой жертвой новой системы. Москве было сложно игнорировать его эффективность, но он управлял своей обширной агентурной сетью на свой страх и риск и на своих условиях. Зарубину – вот где пригодилась его дисциплинированность – поручили убедить Голоса передать всех своих агентов на связь в советскую резидентуру.

Москва и Зарубин ссылались на соображения безопасности – то, что Голос мог быть под наблюдением ФБР. Действительно, в 1939 г. бюро уже расследовало деятельность Голоса, поскольку он отправлял американских добровольцев на войну в Испанию через свое туристическое агентство. Его даже ненадолго арестовали, но он отделался штрафом в $500. Зарубин настаивал, что в таком положении Голос может поставить под угрозу всю агентурную сеть, следовательно, должен отдать все свои контакты кадровым офицерам резидентуры.

Голос наотрез отказался. Он считал, что неопытные советские оперативники, которых Москва теперь отправляла в резидентуру Зарубина, ничего не понимали в американском менталитете. «Они молоды и неопытны, не знают, что такое настоящая работа, и слишком беспечны», – жаловался Голос своему коллеге[72]. Многие из них, действительно, не владели даже базовым английским. Голос говорил, что некоторые его агенты не догадывались, что собирают информацию в пользу СССР, а не компартии США, и сознание того, что они работают на чужую страну, будет для них неприятным шоком. Именно это, он утверждал, создавало серьезный риск.

Зарубин был не из тех, кто мог уступить, когда у него был прямой приказ из Москвы. Кроме того, два важных факта из прошлого Голоса внушали подозрения, делая потенциально неблагонадежным. Во-первых, Голос встречался с Троцким, когда тот делил один стол с Бухариным в редакции эмигрантской малотиражки «Новый мир» во время своего недолгого пребывания в Нью-Йорке в конце Первой мировой войны. Во-вторых, в разгар Большой чистки Голос пользовался поддержкой тогдашнего шефа внешней разведки[73], который затем впал у Сталина в немилость, после