Танковые сражения. Боевое применение танков во Второй мировой войне. 1939-1945 - Фридрих Вильгельм фон Меллентин

Перед тем как приступить к описанию операции «Крусейдер» («Крестоносец») и крупного сражения при Эль-Газале, а также нашего триумфального марша через Тобрук к Эль-Аламейну – периода, который включает в себя самые драматические эпизоды в истории танковых войн, – я хотел бы поделиться своими впечатлениями о Роммеле и службе в его штабе. Я также скажу несколько слов об общих условиях войны в пустыне.

Роммель был не из тех людей, с которыми легко служить; своих подчиненных он не щадил в той же мере, в какой не щадил и самого себя. Чтобы работать с Роммелем, человек должен был иметь железный организм и стальные нервы. Вместе с тем я должен подчеркнуть одно обстоятельство: хотя Роммель мог порой достаточно грубо разговаривать с начальством, но если он был уверен в эффективности и добросовестности своего непосредственного окружения, то его подчиненный офицер не слышал от него ни одного резкого слова[46].

Роммель имел весьма странное представление о работе штаба. Особенно раздражало его вмешательство в разные мелочи, решение которых было обязанностью его начальника штаба. Роммель считал, что начальник штаба должен сопровождать его во время выездов на фронт – зачастую это означало пребывание буквально на передовой. Такой порядок шел вразрез с основополагающим принципом штабной работы, – в соответствии с которым начальник штаба замещает командующего в отсутствие последнего. Но Роммель предпочитал всегда иметь при себе своего главного советника; если же его убьют или ранят – что ж, его всегда можно заменить[47].

Даже в самые критические моменты Роммель и его начальник штаба отсутствовали порой по нескольку суток. Поэтому особая ответственность ложилась на плечи других штабных офицеров, в особенности на начальника оперативного отдела. Мы с готовностью брали на себя эту ответственность, поскольку знали: Роммель всегда поддержит любые решения, которые мы примем. Так, в разгар операции «Крусейдер» в ноябре 1941 года Вестфаль в качестве начальника оперативного отдела и я как начальник разведки приняли на себя в штабе танковой группы полное руководство сражением с 23 по 28 ноября. Вестфаль счел необходимым отменить один из наиболее важных приказов Роммеля, и по возвращении командующий проявил великодушие, одобрив действия Вестфаля, хотя они прямо противоречили ранее отданному Роммелем приказу[48].

В период с августа по ноябрь 1941 года мне посчастливилось очень хорошо узнать Роммеля. Хотя в это время на фронте было затишье, он не давал никакой передышки ни своему штабу, ни войскам. Роммель лихорадочно работал над укреплением наших позиций на границе, и в итоге весьма внушительный минный барьер протянулся между Сиди-Омаром и Эс-Саллумом. Не оставлял он и подготовки к захвату Тобрука. В течение этих так называемых недель затишья Роммель порой уже в 5 часов утра заходил в бронемашину штаба, чтобы узнать у начальника оперативного отдела самую свежую информацию. Затем он отдавал распоряжения штабу и в сопровождении одного из двух офицеров отправлялся к войскам – в Эс– Саллум или Тобрук, – где обычно и проводил весь день.

Как правило, за маршрутом таких поездок следит офицер штаба, но Роммель обладал столь развитым чувством направления и знанием местности, что сам указывал путь. Во время его посещений фронта он замечал все. От его взгляда не скрывалось ни плохо замаскированное орудие, ни слабо насыщенное минами минное поле, ни недостаточное количество патронов у часового. Везде и всюду он стремился лично убедиться, что его приказы выполняются должным образом. Простой и демократичный с солдатами и унтер-офицерами, с которыми он часто шутил, он становился резким и требовательным с командирами подразделений, если не одобрял их действия. После подобной разборки он, однако, мог выслушать доводы сопровождающего его штабного офицера в защиту несчастной жертвы его разноса. Если же его упреки оказывались несправедливыми, Роммель никогда не упускал случая признаться в этом во время своего следующего посещения.

Энергией Роммеля можно было бесконечно восхищаться; порой он целый день проводил в подобных инспекциях, и это несмотря на сильную жару, которая в летние месяцы порой достигала 110 градусов (по Фаренгейту. Ок. 43 °C. – Пер.) в тени. Завтракал он парой бутербродов, съедая их на ходу в машине и запивая глотком чая из фляги. Поздний обед был не менее спартанским; Роммель обедал обычно в одиночку или же в обществе нескольких самых близких ему офицеров штаба. За обедом он позволял себе выпить стакан вина. Роммель настаивал, чтобы он и офицеры его штаба питались из солдатского котла. В Северной Африке питаться таким образом было довольно тяжело; мы месяцами не видели свежих овощей и жили только на консервах; более того, вода почти всегда была солоноватая, что чувствовалось даже в чае или кофе. От такого питания в войсках было много заболеваний, и в сентябре 1942 года мне самому пришлось покинуть Африку – я заболел амебной дизентерией.

Роммель далеко не всегда был строгим командиром, решив расслабиться, он преображался в восхитительного собеседника. В архиве Роммеля есть следующие строки из его письма жене: «10 сент. 1941. Вчера вечером я ездил на охоту вместе с майором фон Меллентином и лейтенантом Шмидтом (адъютантом). Это было чудесно. В конце охоты мне удалось подстрелить из машины бегущую газель. На ужин у нас была печенка, чрезвычайно вкусная».

Моя оценка Роммеля как боевого генерала будет дана в последующих главах. По моему мнению, это был идеальный командующий для войны в пустыне. Его привычка командовать, будучи «впереди, на лихом коне», порой работала против него; решения армейского масштаба принимались зачастую под влиянием сугубо местных успехов или неудач. С другой стороны, появляясь лично в самом опасном месте, – а у Роммеля был сверхъестественный дар появляться в нужном месте в нужное время, – он мог изменять свои планы применительно к новой обстановке. В условиях Западной пустыни это становилось фактором высшей степени значимости. В планировании операций он был вдумчив и тщателен; в принятии решений на поле боя становился скор и дерзок, не упуская случая неожиданным и отважным ударом изменить течение битвы. Больше всего меня в нем восхищали отвага и находчивость, а также его несокрушимая решительность при самых критических обстоятельствах. Эти качества во всей полноте проявились во время его великолепного контрудара под Аджедабией в январе 1942 года, когда он застал врасплох и разбил победоносную 8-ю английскую армию; в ходе боев в котле, когда мы стояли перед лицом поражения – и одновременно находились накануне величайшей победы. Только его железная воля помогла нам удержать Эль-Аламейн в июле 1942 года, когда иссякали резервы, а боеприпасы были почти на исходе.