Грустное начало попаданства - Михаил Леккор

это, прежде всего, спектакль, где нужен умный или, хотя бы, внимательный режиссер. А из него еще и созидатель занимательного зрелища.

Он внимательно, хоть и незаметно посмотрел на Хозяина. Тот поначалу листал листы допросов неохотно, погруженный в свои мысли, но потом увлекся. Любимое для Вождя занятие — видеть, как эти козявки, осмелившиеся в свое время спорить с самим Сталиным (!), ломаются под кулаками следователей, начинают говорить нужное для них, а, значит и для режиссеров. И ничего, что они заведомо врут, для суда пойдет, и достаточно. Ведь сам Ежов был твердо уверен в их беззащитности. По крайней мере, в большинстве. Ну а потому все будут неопасны, ведь расстрелянные уже мертвы!

— Вот этого, — ткнул Хозяин кончиком трубки в папку с материалами допросов, — надо еще раз допросить. И пусть следователи не жалеют своих кулаков. Он в свое время был преданным бухаринцем, какие пел рулады на заседаниях, убеждая присутствующих в его правоте. А сейчас только буркнул, что виноват и раскаивается. Следователи не подумали его поправить. Нет, пусть подробно сознается, в чем виноват и как раскаивается. Суд еще необходимо убедить.

— Так, товарищ Сталин, — Ежов старательно дописал указания Вождя, — совершенно правильно!

И.В. Сталин иронично посмотрел на собеседника. С этим-то рылом он собирается влезть в калашный ряд! Он не хочет ли еще учить его политическим играм?

Ежов, надо сказать, не сразу, но понял, что ошибся и постарался хотя бы мимикой показать, что он всего лишь преданный ученик гениального учителя и наставника.

Хозяин смягчился. Он хотя и не ошибался в невысоком теоретическом уровне наркома НКВД, но еще раз увидел, что исполнитель тот не плохой. Так даже лучше. Недостаток в теории он будет стараться компенсировать старательностью вот и пусть старается! Да, он вроде бы гомосексуалист, но ведь он и не собирается с ним породниться?

С тем и расстались после пяти часов ночного разговора. Хозяин в целом результатами допросов остался доволен, а отдельные замечания лишь показывали, что НКВД правильно идут. А мелочи это мелочи. Тем более, Хозяин показал, куда и как надо прийти. Ежов, правда, интуитивно чувствовал, что где-то еще на втором — третьем плане И.В. Сталин им недоволен. Но с этим тот был не в настроении нередко вопрос в чем?

Если сегодняшней конкретикой, то надо лишь взять под козырек и постараться исправить теми же руками (кулаками) следователей. Не справится, отправить в провинцию, СССР обширный, неумех можно так послать, что потом днем с огнем не найдешь. Если же недоволен самими процессами, то необходимо подкорректировать ход текущих. Может быть, ввести новых лиц среди обвиняемых, предложить более интересный сюжет. В конце концов, ускорить этот, ввести новые запасные судебные процессы. Виновных много, надо лишь интереснее подать их следствие и суд. А вот если Хозяин недоволен самим наркомом, то необходимо поискать варианты деятельности, работать так, как будет нравиться самому Вождю.

Николай Иванович четко понимал, что сталинский руководитель, нарком НКВД в первую очередь, ни в коей мере не должен успокаиваться, как это было с Ягодой. Он должен, как в народном хозяйстве, постоянно ускорятся, выводить встречные планы работы. И он был готов, но как не ошибиться? Ведь пойти другим путем это очень чревато. Ибо, хозяину это будет неприятно еще больше, излишне самостоятельных и активных он не любил еще больше. Вот в этом случае расстрельного конца точно не избежать.

Генеральный комиссар госбезопасности выехал из Кремля и обеспокоенным, и довольным. И.В. Сталин, их гениальный Вождь и Учитель (никогда не грех подольстить Хозяину даже в мыслях) с ним оказался более холодным и сдержанным. Это, в общем-то, весьма плохо. Хорошо же в том, что он-то, Н.И. Ежов, все это предчувствовал. И, значит, он по-прежнему его понимает и принимает. и может планировать дальнейшие действия на будущем.

Как вовремя появился этот великий князь — ха-ха, советский гражданин. Надо, кстати, ему сказать, чтобы при встрече в Кремле, а она теперь точно состоится, слишком уж скучен и спокоен был Хозяин. После сегодняшнего ночного разговора он почти на 100 % был убежден, что тот клюнет, обязательно прикажет его на встречу с ним. И уже тогда нарком, на этом заключенном, как на лакмусовом листке, поймет все чувства и намерения Вождя.

Гм, если получится, конечно. Играть с Хозяином очень опасно даже когда не желаешь ничего ему плохого. Или хуже, И.В. Сталин поймет твои намерения и подыграет тебе. А потом, когда ты уже будет казаться победителем, вдруг откроет карты. И тут даже не из неприятного осознания проигрыша. Победитель обязательно постарается расстрелять незадачливого игрока, помня, что мертвые не кусаются.

Так что он будет очень осторожен. Великого князя он лишь приоденет, помоет, подкормит. Пусть тюремный срок с его невзгодами и баландой никак не скажется на нем. А сам осторожно, но внимательно присмотрит за Хозяином. Так он действует или не так.

Подобным образом функционируют все исполнители. А то не присмотри за реакцией Вождя, так ведь и головы можно лишиться!

Ну а потом, — покрутил он шеей в тугом твердом воротнике, вздохнул: — потом станем действовать сугубо от действий Хозяина, иначе и не получится. И первым делом, надо посмотреть, в каком настроении он будет днем. Сегодня будет ближе к вечеру доклад по ГУЛАГу. Ничего нового и необычного лично он услышать не собирался и поэтому хотел приехать попозже, уже к ночи.

И.В. Сталин, услышав такие планы, почему-то усмехнулся. Подумал, наверное, что без наркома его подчиненные могут наболтать лишнее. Ничего, они все умные и осторожные, понимают, что рано или поздно придется возвращаться в наркомат и отчитываться перед его главой. Так что он не боялся за такие доклады, нередко бывшие по тематике НКВД, но без наркома.

Однако сегодня все-таки придется быть. Но слушать не столько доклад, сколько осторожно подглядывать за Хозяином. Если вдруг окажется, что он в хорошем настроении, обязательно обозначить тему великого князя. А самого приготовить и обязать к выходу в Кремль. Не дурак же он, должен понимать, что это будет означать на его судьбе. Ну а если в дурном, то ни в коем случае даже слово молвить о нем нельзя.

При этом Николай Иванович беспокоился не за великого князя, расстреляют его, ну и пусть. Тревожился нарком за самого себя. Карьера (и жизнь) его в последнее время стала такой неустойчивой, что могла рухнуть и из-за такого пустяка. А вот при хорошем раскладе действий этот же герой сыграет очень благожелательно.

Нагруженный такими мыслями, нарком сам пришел во внутреннюю