Сказки американских писателей - Вашингтон Ирвинг

же вы — федералист или демократ?»[16] Рип и на этот раз не понял ни слова. Вслед за тем почтенный и важный пожилой джентльмен в остроконечной треуголке протискался к нему сквозь толпу, расталкивая всех локтями, и, очутившись пред Рипом ван Винклем, подбоченился, оперся рукою на набалдашник трости и, проникая как бы в самую его душу пристальным холодным взглядом и острием своей треуголки, строго спросил, на каком основании он явился на выборы с ружьем и с какою целью привел с собою толпу: уж не намерен ли он поднять в деревне мятеж?

— Помилуйте, джентльмены! — воскликнул Рип, окончательно сбитый с толку. — Я бедный мирный человек, уроженец этих мест и верный подданный своего короля, да благословит его Бог!

Тут поднялся невообразимый шум: «Тори! Тори! Шпион! Эмигрант! Держи его! Долой!» Человек в треуголке с немалым трудом восстановил порядок, придал себе ещё больше важности и суровости и ещё раз допросил подозрительного пришельца: зачем он сюда явился и что ему нужно? Бедняга Рип стал смиренно доказывать, что он ничего худого не думал и что явился сюда, чтобы повидать кого-нибудь из соседей, обычно собирающихся у кабачка.

— Отлично, но кто же они такие? Назовите их имена! Рип задумался на минуту и сказал:

— Николас Веддер.

Воцарилось молчание, нарушенное наконец каким-то стариком, который тонким, визгливым голосом пропищал: Николас Веддер? Восемнадцать лет назад он скончался. Над его могилой, что на церковном дворе, стоял когда-то деревянный крест, который мог бы о нем рассказать, но крест истлел и теперь от него ничего не осталось.

— А где Бром Детчер?

— Ах этот! Еще в начале войны он отправился в армию; одни утверждают, что он убит при штурме Стони Пойнт[17], другие говорят, что он утонул во время бури у Антонова Носа[18].

Не знаю, кто из них прав. Он так и не вернулся назад.

— А где ван Буммель, школьный учитель?

— Он тоже ушел на войну, стал важным генералом и теперь заседает в Конгрессе.

Слушая рассказ о переменах, коснувшихся его родной деревни и старых друзей, и рассудив, что он остался теперь один-одинешенек на белом свете, Рип почувствовал, как сердце его сжимается. К тому же каждый ответ порождал в нем недоумение, ибо речь заходила о больших отрезках времени и таких событиях, которые не укладывались в его сознании: война, Конгресс, Стони Пойнт. Он не стал больше расспрашивать про друзей и с отчаяньем в голосе воскликнул:

— Неужели же никто не знает Рипа ван Винкля?

— Ах Рип ван Винкль! — воскликнули два-три человека в толпе. — Ну ещё бы! Вон он, Рип ван Винкль! Возле дерева!

Рип взглянул в указанном направлении и увидел точную свою копию, увидел себя таким, каким он ушел когда-то в горы; ну конечно, точь-в-точь такой же ленивец и оборванец! Бедняга Рип окончательно растерялся. Он усомнился в себе самом: кто же он — Рип ван Винкль или кто-нибудь другой? И едва в нем мелькнула эта дикая мысль, как человек в треуголке спросил:

— Кто вы и как вас зовут?

— Бог его знает! — воскликнул Рип, теряя рассудок. — Ведь я вовсе не я… я — кто-то другой… Вон там… нет… это кто-то другой в моей шкуре… Вчера вечером я был настоящий, но я провел эту ночь в горах, чужие люди подменили моё ружье, все переменилось, я переменился, и я не могу сказать, кто я такой.

Тут присутствующие начали переглядываться, перемигиваться, покачивать головой и многозначительно постукивать себя по лбу. В толпе зашептались о том, что следует отнять у старика ружье, а не то он ещё натворит каких-нибудь бед. При упоминании о подобной возможности важный мужчина в треуголке поспешно ретировался. В эту решительную минуту молодая хорошенькая женщина, протолкавшись вперед, подошла взглянуть на седобородого старца. На руках у неё был толстощекий малыш, который при виде Рипа заорал благим матом.

— Молчи, Рип! — вскричала она. — Молчи, дурачок! Дедушка тебе худого не сделает.

Имя ребенка, внешность матери, её голос —? все это пробудило в душе Рипа вереницу далеких воспоминаний.

— Как тебя зовут, милая? — спросил он.

— Джудит Гарденир.

— А как звали твоего отца?

— Его, беднягу, звали Рип ван Винкль, но вот уже двадцать лет, как он ушел из дому, и с той поры о нем ни слуху ни духу. Собака его вернулась домой, но что сталось с моим отцом: застрелился ли он или был схвачен индейцами, — про это не знает никто. Я была тогда совсем маленькой девочкой.

Рипу не терпелось выяснить ещё одно обстоятельство, и с дрожью в голосе он задал последний вопрос:

— А где твоя мать?

— Она скончалась; это случилось недавно. У неё лопнула жила, — она повздорила с разносчиком из Новой Англии[19]. По крайней мере хоть это известие заключало в себе крупицу утешения. Бедняга не мог дольше сдерживаться. В одно мгновение и дочь и ребенок оказались в его объятиях.

— Я твой отец! — закричал он взволнованно. — Я Рип ван Винкль, когда-то молодой, а нынче старый Рип ван Винкль! Неужели никто на свете не признает беднягу Рипа ван Винкля?

Все с изумлением смотрели на него. Какая-то ветхая старушка, пошатываясь от слабости, вышла наконец из толпы, прикрыла ладонью глаза и, вглядевшись в его лицо, воскликнула:

— Ну конечно! Это — Рип ван Винкль, он самый! Добро пожаловать! Где же ты пропадал, старина, целых двадцать лет?

История Рипа была очень короткой, ибо целое двадцатилетие пролетело для него, как одна летняя ночь. Окружающие, слушая Рипа, пялили на него глаза и дивились его рассказу; впрочем, находились люди, которые подмигивали друг другу и корчили рожи, а почтенный человек в треуголке, по окончании тревоги снова возвратившийся к месту происшествия, поджал губы, покачал головой, и в ответ на это движение закачались головы всех собравшихся.

Тут же порешили узнать мнение старого Питера Вандердонка. Как раз в это время он медленно проходил по дороге. Он был потомком историка с тем же именем, который оставил одно из первых исследований по истории здешних мест. Питер был самым старым из числа обитателей деревни и к тому же знал назубок все примечательные события и предания округи. Он тотчас же признал Рипа и заявил, что считает его рассказ вполне достоверным. Он убедил присутствующих, что Каатскильские горы, как это подтверждает его предок-историк, великий Гендрик Гудзон[20], впервые открывший и исследовавший реку и прилегающий край, один раз в двадцать лет собирает в горах экипаж своего «Полумесяца» и устраивает для него смотр. Таким образом он обеспечивает себе возможность