Путь к звездам. Когда гороскопы сбываются - Александр Зараев

Они нам предоставляли всю информацию, а задавались вопросом: при каких космопланетарных аспектах возникают эти ситуации? Мы создавали некую систему, которая могла бы снизить — предотвратить вряд ли, но именно снизить аварийность во время испытаний новой техники, а также в процессе ее эксплуатации в гражданской авиации. Мы весьма успешно работали.

На тот момент я уже создал свою авторскую систему, которая, в частности, позволяет прогнозировать правильное время для выведения цыплят. В Зеленограде я занимался сублимационной техникой, а рядом была экспериментальная птицефабрика. У меня была уникальная возможность изучить выводимость цыплят в зависимости от фаз Луны и других космопланетарных факторов. Там создавалась моя система, которую я до сих пор использую в своих календарях. Она экспериментальная и всегда показывает высокую подтверждаемость. В частности, благодаря ей я стал известен и знаменит. Все факторы были тогда проверены и перепроверены на различных партиях цыплят, изучались все возможные планетарные влияния, потом все сошлось в стройную систему.

А Вронский был замечательнейшим специалистом по расчету благоприятных и неблагоприятных дней для человека в зависимости от его натальной карты. У него был наработан богатый опыт. Когда я ему рассказал, чем мы занимаемся в нашей Академии энергоинформационных наук, он заинтересовался и согласился принять участие. Я предложил объединить усилия, подключив мою систему прогнозирования выживаемости, и вместе мы разрабатывали еще одну систему. Это была добровольческая работа, она не оплачивалась. Но в качестве некоей благодарности я его книжку «Астрология: суеверие или наука?» отредактировал, сделав ее научно-популярной. Потому что астролог-то ее поймет и в оригинале, но для простого читателя многое было непонятно, ее нужно было адаптировать.

Вронский — человек своеобразный. В начале общения он устроил мне интересную профессиональную проверку. Как принято в нашей среде, он спросил мои данные, чтобы посмотреть мой гороскоп, и соответственно свои данные предоставил, чтобы я разобрался в его гороскопе. Встречаемся мы после этого обмена, и он у меня спрашивает:

— Ну как там мой гороскоп? Ты его сделал?

— Сделал. Но, Сергей Алексеевич, это не ваш гороскоп.

Тут он очень сильно удивился, я бы даже сказал — испугался. У него в глазах промелькнул некий ужас от того, что я знаю что-то большее, чем он предполагал. Но он быстро взял себя в руки и спокойно спросил:

— А почему?

— Дело в том, что родись вы в тот день, который вы дали — 25 марта 1915 года, — у вас не было бы такой экстрасенсорной энергетики, о которой вы рассказываете. Это неправильный гороскоп, потому что если бы он был правильный, то это были бы не вы.

Он рассказывал, что когда работал у Гитлера, то занимался не только астрологией, а учился экстрасенсорике, или тому, что называется биорадиологией по-немецки. И он не только диагностировал больных, но у него была более высокая цель — он лечил их своим полем. Его перевели в группу экстрасенсов, в штабе Роммеля[46]. Вронский даже помогал Роммелю снимать головные боли.

Я продолжаю:

— Потому что у вас была бы другая энергетика: вы не могли бы быть энергетическим донором. А я и сам вижу, что у вас энергетика сильная.

Действительно к нему при мне приходили люди, которых он исцелял. Иногда приходилось наши разговоры прерывать, из-за того, что к нему клиент приехал откуда-то издалека. Он должен был хотя бы на полчаса отлучиться, чтобы поработать с ним, сделать ему энергетическую подпитку и так далее.

После этого курьезного случая он очень сильно меня зауважал. Особенно после того, как я ему сказал, когда он действительно должен был бы родиться, чтобы быть сильным экстрасенсом.

Вронский любил слегка, но безобидно обманывать. Это подтверждает и Юлия Бугуева, известный художник, скульптор, хиромант. Она очень часто у него бывала и с ним общалась, знает всю его историю жизни. Она ему как-то говорит:

— Сергей Алексеевич, зачем вы иногда фантазируете? Этого же не было на самом деле.

А он так хитро улыбается в ответ:

— Ты же понимаешь, я люблю пофантазировать, я люблю создать вокруг себя некую ауру загадочности и прочее. Меня это веселит.

У него были свои представления о том, что можно говорить и чего говорить нельзя. По силе энергетики он, конечно, Овен, но кроме Овна, у него аспектирован Рак. А вот Раки — любят напускать туман, предпочитают сидеть, что называется, в подполье: под своими корягами. Очень трудно понять: когда они правду говорят, а когда у них разыгралась фантазия. Вронский в этом смысле был совсем не характерным Овном, у него эта энергетика Рака присутствовала в экспрессии, я бы даже сказал. Татьяна Тайнс тоже говорила, что некоторые вещи, которые он ей рассказывал, невозможно проверить. Но потом косвенным путем часто подтверждалось, что он действительно это знал и не мог просто придумать. Поэтому у меня было неоднозначное отношение к его истории. Я и сегодня не все могу принять за сто процентов. Но какие-то интересные нюансы там есть.

Книжка вышла, и люди очень ею заинтересовались, Татьяна Тайнс устраивала презентации этой книги. О ней писали в газетах, обсуждали на различных научных конференциях. Один раз и мне пришлось поучаствовать в таком обсуждении. Татьяна сделала встречу-лекцию с Вронским для профессорско-преподавательского состава МГУ.

Я представлял Ассоциацию энергоинформационного обмена, рассказывал, что мы занимаемся астрологией для предупреждения аварий. Вронский — мэтр немецкой астрологической традиции, которая была еще в Третьем рейхе. На той конференции он рассказал историю своей жизни: как он попал в Россию и так далее — у него такая непростая судьба, которую сложно, конечно, проверить в деталях. Я тогда очень сильно напрягся, когда он рассказывал, что был на приеме в сталинском Кремле, его вызывал Берия. Когда его вызвали к Берии прямо практически сразу после того, как он прилетел из Германии через линию фронта на самолете, то есть вернулся с задания. Он был из прибалтийских немцев, которые в 1930-х годах были переселены как фольксдойче в Германию. В Третьем рейхе он получил знания астрологии и биорадиации, как это тогда называлось. Рассказывал о том, что у него было некое задание, особая миссия. Он не сам туда попал, его «наши» завербовали или направили. И когда он вернулся назад и докладывал что-то Берии, тот, заметив, что у него очень хорошие сапоги — немецкие, кожаные, хорошей выделки, спросил:

— У тебя какой размер?

— 42-й.

— Вот и у меня 42-й. Ну-ка, давай-ка, меняемся сапогами.