Второй после Бога - Курт Ауст

– Здесь нет! – громко сказал он.

– Здесь тоже, – откликнулся я и начал осторожно ощупывать складки перины. Приподняв правую руку Юстесена, я обнаружил небольшой нож, лежавший у него под плечом. – Вот он, я нашел!

Я осторожно всунул лезвие между коричневыми зубами Халвора Юстесена, один зуб сломался и застрял в уголке рта. “Если у него все зубы были такие же гнилые, последние годы жизни ему пришлось бы питаться только кашей и супом”, – подумал я. Мне удалось приоткрыть ему рот настолько, что я мог засунуть в него ложку, которая удерживала челюсти открытыми. Я попросил принести мне фонарь, судья передал мою просьбу служащему, который вскоре принес мне зажженный фонарь на палке, с каким Юстесен приходил ночью к нунцию. Судья Мунк поднес фонарь к лицу покойного, и я поднял ему верхнюю челюсть, чтобы увидеть язык. Язык распух и был лиловато-синий, с серо-зеленым налетом сверху. Я заглянул Юстесену в горло, в нем не было ничего необычного, разве что оно немного покраснело, трудно сказать. В носу синева была явной.

Я выпрямился и задумался. На что Томас обычно обращал внимание?

– М-Я-Г и два В! – вспомнив, громко произнес я.

– Что? Это опасно? – Судья Мунк невольно отступил на шаг от кровати.

– Нет, – ответил я. – То есть, возможно, пока не знаю. Это первые буквы слов: Моча, Язык, Глаза и Внешний Вид, так легче запомнить. Это первое, на что следует обращать внимание, осматривая больного или покойника.

По-видимому, судья Мунк не нашел в этом ничего интересного. Одно за другим я приподнял веки покойного, чтобы осмотреть его глаза. Глазные яблоки лежали в глазных впадинах так, словно что-то давило на них изнутри, жилки проступали необычно четко, один глаз был ярко-красный, от зрачка до переносицы. Белок был желтоватый и черные кружки зрачков по величине были как последняя точка в Книге о Смерти.

– Непривлекательное зрелище, – заметил судья Мунк.

Я снова закрыл покойному глаза и расстегнул на нем рубашку. Под ней на Юстесене была шерстяная фуфайка; я разрезал ее ножом и распахнул. Кожа была бледная, покрытая мелкой красной сыпью, особенно в области solar plexus – солнечного сплетения. Я взял на кухне бокал, прижал его к сыпи, и она исчезла под этим давлением. На левой груди у него было коричневое пятно, величиной с детскую ладонь, я не мог понять, родимое это пятно, пигментное или что-то еще. Осторожно снова прикрыл его фуфайкой.

Потом я осмотрел штаны, они были влажные от мочи и между ногами сквозь ткань на простыню проступил кал. С этим можно подождать, решил я и поднял правую руку Юстесена. Пальцы были сильные, кожа – мозолистая, даже на тыльной стороне ладони. Грубые рабочие руки были чисто вымыты, однако в глубоких складках кожи темнела грязь. Ногти были короткие, обломанные от тяжелой работы. Я опустил правую руку и наклонился, чтобы поднять левую, которая была закрыта периной, Юстесен придавил ее своим телом, и мне пришлось немного повернуть его, чтобы освободить руку. Когда я подергал ее, за ней потянулся длинный тонкий кожаный лоскут, он запутался в пальцах, и рука застыла, сжимая его. Я разжал два пальца, вытащил лоскут, положил его на перину и внимательно оглядел руку, но не нашел ничего достойного внимания.

Следовало вернуться к М – моче и калу.

– Может быть, господин судья, хочет сам продолжить осмотр, тогда я подержу ему фонарь, – сказал я и отступил в сторону.

Судья Мунк замахал руками.

– Продолжайте, молодой человек, продолжайте! Я вижу, что вы прекрасно с этим справляетесь.

Я взял со стола бутылку и открыл пробку. Понюхал, в нос мне ударил резкий запах бренневина[3].

– Господин судья, не можете ли вы посмотреть, какие продукты имеются в этом доме?

Судья Мунк хотел что-то сказать, но передумал, поставил фонарь на стол и вышел из комнаты. Я расстегнул на покойном штаны и раскрыл их так, чтобы увидеть цвет и консистенцию кала. Он был светло-коричневый и скорее жидкий, чем твердый. Застегнув штаны, я потрогал пальцем мокрую ткань в паху, подошел к окну и понюхал палец. От него пахло едкой и горькой мочой. Я прикоснулся пальцем к кончику языка – тот же самый едкий и горький вкус.

Судья Мунк вернулся и сказал, что в мешке лежат сыр и хлеб, под потолком висят два круга колбасы, и еще в очаге стоит засохшая каша.

– И это все? Странно. – Я был удивлен.

Судья Мунк зажмурил глаза.

– А что тут странного? Обычные продукты. Они есть в каждом доме.

Я пожал плечами и взглянул на покойного.

– Если человек презрительно относится к логике и дедуктивному мышлению, ему трудно что-нибудь заметить.

Судья Мунк крепко схватил меня за плечо и повернул к себе, теперь мы стояли лицом к лицу.

– Молодой человек! – сердито сказал он. – Я уже извинился за наше вчерашнее поведение. Сейчас речь идет о смерти, это серьезно, и препираться нам не время. Если это чума или какая-нибудь другая заразная болезнь, мы должны как можно скорее предпринять все меры безопасности.

Я стряхнул с плеча его руку и ответил ему сердитым взглядом.

– То, что вы извинились, это одно, а то, что вы думаете, совершенно другое. Вы с самого начала хотели, чтобы я присутствовал при расследовании только затем, чтобы у вас появились новые забавные истории. Зачем вообще вам понадобилась моя помощь, объясните, пожалуйста?

На его одутловатом лице выступили красные пятна, он помрачнел и неожиданно вышел из комнаты. Я слышал, как он дал какое-то распоряжение служащему, потом вернулся и сел к столу. Схватив бутылку, он вынул пробку.

– Да, вы правы, молодой человек, – сказал он и налил содержимое в бокал. – Наверное, мне следует повторить свои извинения, и на этот раз совершенно искренне. – Он поднял руку, чтобы вылить в себя содержимое бокала.

– На вашем месте, господин судья, я бы не стал этого пить! – Я весь напрягся.

– Что? Я должен спрашивать у вас разрешения?..

– Я только хотел сказать, что вам не следует это пить.

Он опустил руку и заглянул в бокал.

– Я думаю, что Халвор Юстесен был отравлен… Он что-то съел или выпил. Яд вполне может быть в этой бутылке.

– Яд?.. – Судья застыл с открытым ртом. Потом осторожно отставил бокал и толкнул его, словно бокал мог его укусить. И махнул рукой, чтобы я сел на второй стул.

– Садитесь, молодой человек. А теперь я хочу не спеша выслушать то, что вы мне скажете.

Я подошел к ведру за дверью и поднял крышку. Тот же самый жидкий кал, что я уже видел, покрывал длинные оформленные колбаски, попавшие в ведро раньше. Ведро изнутри было забрызгано до краев, и, насколько мне было видно в полумраке, кое-что попало и на пол. Вонь была омерзительная, я быстро закрыл крышку, распахнул дверь и глубоко вдохнул свежий воздух. После этого я вернулся к столу и сел.