Флагман Флотилии. Выжить вопреки - Игорь Сорокин

В дивизионе есть собственная дежурно-вахтенная служба, включающая в себя дежурного по дивизиону, дежурного по живучести, помощника дежурного, назначаемого из старшин, и нескольких (не менее трех) вахтенных на пирсе, несущих службу у рубки дежурного по дивизиону (похожее на деревянный киоск сооружение с большими окнами, столиком и телефоном связи с дежурным по соединению или оперативным дежурным). Дежурным по дивизиону назначают обычно офицеров штаба дивизиона и кораблей командных специальностей. Механики несут службу дежурных по живучести. Командиры кораблей и их помощники обычно дежурят по соединению (флотилии) кораблей, руководя повседневной деятельностью, на огороженной территории флотилии в районе пирса.

Над всеми и слегка в стороне от повседневной деятельности дежурных по соединению находятся оперативные дежурные флотилии, а на переходах и рейдовых сборах – оперативные дежурные дивизиона мониторов.

Рубка дежурного по дивизиону – своего рода клуб для всех свободных офицеров и старшин. Здесь собираются на перекур и услышать последние новости, построить планы на вечер и узнать, что будем делать на следующий день. В рубке дежурного есть графики нарядов, суточные и недельные планы дивизиона, в которых отражаются мероприятия флотилии и кораблей в части касающегося. Площадка возле рубки дежурного своего рода площадка разгула демократии, где чинопочитание есть, но на втором плане.

Вычислив со стороны дежурного, направляюсь к рубке.

– Всем привет. Что у нас новенького? Что по планам?

О чем-то говорящие у рубки офицеры – двое младлеев и старлей с лейтенантом, рядом двое старшин первой статьи – отвлекаются на приветствие. Здороваюсь с каждым, не забывая после рукопожатия с офицерами подойти к старшинам и даже к вахтенному на пирсе. Все отвечают на мою протянутую руку, а я не стесняюсь, поздоровавшись с командирами, индивидуально подойти к старшинам и стоящим у рубки вахтенным.

– Привет, Иван Александрович. Привет, Ваня… – на приветствие все отвечают, как захотят. Главное, чтобы не показать панибратства, а также не допустить его.

– Иван, ну как сходил в Николаев. Ты там, как говорят, заболел. Главное – на левый винт не намотал? – обратился ко мне старлей, с улыбкой подавая руку. Окружающие с усмешкой ждут ответа. Внимание всех направлено на мою персону.

– Не, с левым все в порядке, а вот на правом винтике где-то обалденную испанку подхватил. Такую, что она чуть меня не заездила, теперь синяки под очками прячу.

«Левый винт» – символ здорового мужского достоинства (или женского, если для нее). Лучше болеть чем угодно, чем подхватить что-либо в походе «налево».

– Ладно. Хватит о женщинах. У тебя на рукаве кант звездочки оторвался, плохо полосы нарукавные подшивались. – С улыбкой указывает мне на невнимательность старлей.

Смотрю на левую руку, куда указывал старлей, там все нормально. Поднимаю глаза.

– Не на левом рукаве, а на правом смотри.

Правая рука тоже в порядке. И тут до меня доходит смысл разговора. Мне почти тонко намекают об обмывании нового звания. Действительно, новое звание – это настоящее событие в кругу сослуживцев. Обычно звание обмывается в ресторане по пятницам. Не знаю, участвуют ли в этом времени в ресторанных попойках, но в «чепке» (офицерская столовая или кафе) такое мероприятие наверняка проводят.

– Да ладно, я все понял. Могу сразу сказать. Галуны будем обмывать в пятницу, в месте, где собрание решит. Быть всем, форма одежды – повседневная. Теперь надо только с нарядами и боевыми дежурствами разобраться. Инициативной группе, в вашем составе, предлагаю заняться организацией и оповещением участвующих. – Развожу руками и указываю четверке офицеров, что они теперь и есть организаторы официальной попойки, по случаю получения командиром «Ударного» каплеевских нашивок.

– Прошу учесть, товарищи, что как командир корабля я должен пригласить на это мероприятие старших офицеров штабов и командиров частей соединения (имеется в виду флотилии).

Как командир корабля, я должен был обмывать новое звание не только внутри дивизиона, но и с офицерами плавающего штаба флотилии. Не зная современных традиций, думаю, мне стоит плыть по течению развивающихся событий, как жениху на собственной свадьбе.

– Давайте теперь хоть с нарядами разберусь, а то наобещаю, а на нарядах споткнусь.

– У тебя все нормально в боевое дежурство «Ударному» на той неделе заступать. На этой «Железнякова» сменяет «Ростовцев», надо только дежурства по соединению посмотреть. Кузьмин, ну что там с графиком по флотилии, – обращается старлей к дежурному по дивизиону.

– У Ивана дежурство с воскресенья на понедельник. А вот у тебя, Петр, с субботы на воскресенье. Друг другу дежурство передавать будете.

– Вань, а что там наверху. Зачем командующий вас там собирал, – задал вопрос Петр. Постарался запомнить его имя, теперь надо узнать должность и фамилию. Стараюсь поддерживать беседу, не отвечая по главной сути:

– Заслушивал меня по командировке и еще по проведению учений. Комдив сегодня, думаю, все обстоятельно нам доведет. Ладно, ребята, я пошел. Пока меня не было, на корабле сплошной завал.

Слышится телефонный звонок в рубке дежурного. Дежурный берет трубку и разговаривает по телефону. Слышится в разговоре: «…Визольмирский и Прохоров тут, сейчас доведу. Остальным по вахте передам…»

– Петр Викторович и Иван Александрович, комдив собирает командиров кораблей на пирсе через десять минут. Вахтенные, внимание! На «Ростовцеве», «Мартынов» и «Железнякове» командирам на пирс к комдиву через десять минут.

Спустя несколько минут в курилке у рубки дежурного я вместе с другими командирами мониторов и начальником штаба дивизиона получил команду на перешвартовку монитора к оконечности пирса, куда после моего перехода встанут еще плавмастерская, два бронекатера и водолазный бот флотилии. Перешвартовку выполнить с 15.00 до 18.00.

Корабль, словно живое существо, имеет свою душу, свои болезни и слабости, свою силу и красоту. «Ударный», задуманный в начале своего жизненного пути как плавучая артиллерийская батарея и будучи первым монитором, разработанным в молодой стране, имел свои достижения в начале 1930-х годов, однако стал значительно уступать требованиям времени в начале сороковых. Скорость хода – до 11,5 узлов – задавалась формой корабля, мощностью и максимальными оборотами двух дизелей. В сравнении с колесными пароходами скорость почти в два раза выше, но явно уступает новейшим эсминцам. А что уж говорить о противовоздушном маневрировании – просто горе. Семью, как говорится, не выбирают, а для командира корабля корабельный корпус и его экипаж – своего рода часть тела.

Для меня это живое существо, которое попало в беду и которое через полгода вместе со мной разделит судьбу своего экипажа.

Казалось бы, чего такого – отойти от пирса и перейти на новое место стоянки? Любое перемещение корабля есть своего рода проверка на зрелость его механизмов и экипажа.

Перед входом на ходовой мостик с трудом пытаюсь совладать с собой. Как-то оно будет? А получится ли у меня?