Secretum - Рита Мональди

– Прошу прощения, – обратился он ко мне любезным тоном, – я секретарь аббата Мелани. Я прибыл на виллу вместе с ним сегодня утром. Затем дела заставили меня отлучиться в город, и сейчас я не могу найти наше жилище. Где, черт возьми, вход в дом? Разве с этой стороны не было застекленной двери?

Я объяснил ему, что вышеупомянутая дверь существует, но она располагается с противоположной стороны здания.

– Если я вас правильно понял, вы сказали, что являетесь секретарем аббата Мелани? – удивленно спросил я. Атто умолчал, что в этот раз он был не один.

– Конечно. А вы разве его знаете?

– Сколько можно ждать! Куда вы запропастились? – вскричал аббат, когда я привел к нему его секретаря.

По пути к комнатам аббата я успел более внимательно рассмотреть этого молодого человека. Между его голубыми глазами, защищенными очками с необыкновенно толстыми мутными стеклами, над которыми возвышались светлые, как лен, брови, торчал большой горбатый нос. Куст всклокоченных волос на его голове безуспешно пытался отвлечь внимание от длинной тощей шеи, на которой вызывающе выступало большое адамово яблоко.

– Я… Я уезжал засвидетельствовать почтение кардиналу Казанте, – начал оправдываться он, – и немного опоздал.

– Догадываюсь, – то ли заинтересованно, то ли сердито буркнул Атто. – Вас довольно долго держали в приемной, затем три тысячи раз переспросили, кто вы такой и от кого прибыли. Затем в конце концов еще через полчаса ожидания вам сообщили, что кардинал Казанте скончался.

– Нуда, действительно… – пробормотал он.

– Сколько раз я говорил вам, чтобы вы всегда предупреждали, если куда-то идете и если будете отсутствовать! Кардинал Казанте умер шесть месяцев назад, я знал об этом и мог бы помочь вам избежать позора. Мальчик, – обратился аббат ко мне, – это Бюва. Жан Бюва. Он работает писцом в Парижской королевской библиотеке. Жан – достойный и честный молодой человек. Правда, он немного рассеян и питает пристрастие к вину. Однако иногда он удостаивается чести путешествовать в составе моей свиты, как в этот раз.

И действительно, я вспомнил, что Бюва был одним из тех, кто выполнял работу для Атто, как аббат сообщил мне во время нашей первой встречи. Он также сказал, что Бюва обладает настоящим талантом копировщика.

Мы попрощались в некотором смущении. Скомканная рубаха, выбившаяся из штанов и образовавшая вокруг талии нечто вроде спасательного круга, также свидетельствовала о рассеянной натуре молодого человека.

– Вы очень хорошо говорите на нашем языке, – сказал я ему любезным тоном, пытаясь подбодрить и как-то загладить грубость аббата.

– О да, но владение языками – далеко не единственное, к чему у Жана талант, – заметил Атто. – И свое мастерство он проявляет с пером в руке. Но не так, как ты: ты творишь. Он – копирует. И в этом ему нет равных. Но поговорим об этом в следующий раз. Пойдите переоденьтесь Бюва, в таком виде вам нельзя показываться на людях.

Бюва, не сказав ни слова, удалился в соседнюю комнату, где была установлена кровать для него и стояли дорожные сундуки.

Раз уж я попал к Атто, то решил воспользоваться этим и рассказал ему о своем разговоре со Сфасчиамонти.

* * *

– Ты говоришь, черретаны. Тайные братства. Ну, если судить по словам сбира, то этот разбойник заглянул сюда случайно, причем с ножом в руке, чтобы опробовать остроту его клинка на моей руке. Очень интересно.

– У вас есть другое предположение? – спросил я в ответ на его скептическое замечание.

– О нет, ни в коем случае. Я просто размышляю вслух, – ответил он коротко, думая о чем-то своем. – Кроме того, во Франции среди нищих тоже есть нечто подобное. Хотя все только слышали об этом, но никто ничего не знает наверняка.

Окна комнаты, в которой аббат принимал меня сейчас, выходили в сад и были открыты. Аббат, в домашнем платье, сидел в замечательном кресле, обитом красным бархатом. На небольшом столике перед ним стояли остатки изысканного обеда: на блюде лежали кости большой горбуши, еще сохранившие запах дикого фенхеля. Я вспомнил, что ничего не ел с самого утра, и почувствовал, как сжимается мой желудок.

– Я слышал о некоторых старых обычаях, – продолжал Атто, массируя раненую руку, – но это вещи, которые сегодня уже немного забылись. Когда-то в Париже жил Великий Цезарь, или Король Туле, повелитель всех нищих и бродяг. Он разъезжал по городу на убогой тележке, запряженной собаками, как будто в насмешку над настоящим монархом. Говорили, что у него есть что-то вроде своего двора, пажи и вассалы во всех провинциях, он даже проводил корпоративные собрания.

– Вы имеете в виду народные собрания?

– Вот именно. Конечно, вместо аристократов, священников и высокородных дам он собирал вокруг себя тысячи калек, воров, попрошаек, мошенников, проституток и карликов… да, в общем, Я хотел сказать, там было всех понемногу, – поспешно поправился он. – Да сними же наконец этот фартук садовника со всеми инструментами, он ведь наверняка тяжелый, как я могу себе представить, – сказал он, пытаясь как-то исправить свой промах.

Я не обиделся на аббата Мелани за его неловкое замечание: я слишком хорошо знал, как много моих товарищей по несчастью – людей моего роста – населяют мрачные пещеры преступного мира. И я также знал, что мне повезло, поскольку моя судьба сложилась иначе.

Пока я с удовольствием выполнял просьбу аббата и стягивал с себя тяжелый, как свинец, рабочий фартук садовника, один из слуг попросил разрешения войти: у него было письмо для аббата.

После того как слуга удалился, аббат продолжил:

– Даже в Германии, как я думаю, всегда было нечто подобное. Эти люди называли себя братством фальшивых нищих или как-то похоже. Но существование подобных обществ держится в строжайшем секрете, и очень нелегко узнать о них больше.

– Я не понимаю, зачем делать из этого тайну? Только благородным правителям и государственным мужам надлежит вершить дела под покровом тайны.

– Ты заблуждаешься, – возразил Атто с мягкой улыбкой, рассеянно ломая печать письма и еще поглощенный нашим разговором. – Все любят тайны. Половина человечества хочет сохранить их с пользой для себя. Другая половина стремится их раскрыть, естественно, чтобы тоже извлечь из этого выгоду.

– А попрошайки?

– Как ты, наверное, уже понял, речь часто идет о ненастоящих нищих. О мошенниках. А это – уже секрет.

– Неужели действительно нужно основать тайное общество, чтобы совершать обычные мошенничества? И даже заключить союз с дьяволом, как утверждает Сфасчиамонти? Я вижу, как много в Риме нищих, особенно сейчас, в святой год. И если внимательно присмотреться к ним, то многие из них и вправду больше напоминают вероломных убийц, чем простых попрошаек. Но чтобы создавать братство, к тому же еще и запрещенное…

– А туфли? – внезапно прервал меня Атто, глядя поверх моей головы. – Вы что, хотите в этой обуви сопровождать меня?