Кровь и золото - Энн Райс

– Конечно, она увидела и яркие, динамичные видеоклипы«Вампира Лестата», в которых появлялся и образ царицы, восседавшей натроне, – то есть ее самой. Лестат показал ее такой, какой увидел двестилет назад. Он нарушил данное мне когда-то слово и раскрыл все тайны, которые яему доверил.

По губам Мариуса скользнула горькая усмешка, и лицо егословно осветилось изнутри, но так, как озаряется лицо человека, исполняющегопечальную песню.

– Что же ты его не уничтожил? – не сдержалсяТорн. – Я бы убил.

Мариус только покачал головой.

– Я предпочел уничтожить самого себя. Решил, что будетлучше, если разорвется мое сердце.

– Но почему?

– Не могу объяснить. Сам не нахожу ответа на этот вопрос.Наверное, я слишком хорошо понимал Лестата. Клятва молчания оказалась чересчуртяжким бременем. Особенно сейчас, когда мир полон невероятных чудес. Соблазнраскрыть нашу историю был непомерно велик. Лестат разорвал все связи,соединявшие нас – двух друзей, учителя и ученика, юношу и старика, наблюдателяи искателя.

К лицу Мариуса прилила краска. Волнение выдавали и пальцы, ссилой сжавшие ручки кресла.

– Вот негодник! – воскликнул Торн. – Естественно,ты впал в ярость – как же иначе?

– В глубине души – да. Но, видишь ли, мне пришлось обманутьнаших братьев и сестер. Ведь они не могли обойтись без меня, после того какцарица оказалась на свободе.

– Понимаю, – кивнул Торн. – Я видел.

– Им нужен был кто-то достаточно мудрый, чтобы поспорить сней, заставить ее отказаться от прежних намерений. На ссоры и выяснениеотношений времени не оставалось. Песни Лестата породили чудовище. Я сказал, чтоне держу зла на Лестата, и при всех заключил его в объятия. А что до царицы...До моей царицы... Как яростно я отрицал, что когда-либо любил ее... И все радитого, чтобы остаться в обществе небольшой группы бессмертных. А тебе я говорюправду.

– И тебе приятно говорить правду?

– О да, приятно, – ответил Мариус.

– Как же ее уничтожили?

– Несколько тысяч лет назад та, с кем царица обошласьчрезвычайно жестоко, наложила на нее страшное проклятие и теперь пришла свестисчеты. Одним ударом мстительница обезглавила нашу прелестную царицу и, не медляни минуты, приняла в себя Священную Сущность всех пьющих кровь – из сердца илииз мозга, не знаю. В те роковые минуты я был, как и все, ослеплен.

Мне доподлинно известно лишь одно: та, что убила царицу,отныне хранит в себе Священную Сущность. Но куда удалилась наша новаяповелительница, сказать не могу.

– Я видел рыжеволосых близнецов, – сказал Торн. –Они стояли возле тела Акаши. Царица Проклятых – именно эти слова произнесла,обнимая сестру, моя Маарет. Я слышал их очень отчетливо.

Мариус ничего не ответил.

Торн снова заволновался. Страдание вновь охватило измученнуюдушу. Память вернула ему образ создательницы, шагающей навстречу по снегу. Чегобыло бояться смертному воину, оказавшемуся лицом к лицу с одинокой ведьмой,которую он мог запросто уничтожить ударом меча или топора? Высокая, тонкая, удивительнохрупкая и прекрасная, в темно-фиолетовом шерстяном платье, она манящим жестомпротягивала к нему руки.

«Я пришла за тобой. И жду только тебя».

Он всеми силами сопротивлялся ее чарам. Нет, его непостигнет судьба тех многих, кого находили в снегу бездыханными, с вырваннымиглазами.

Торн постарался отогнать воспоминания прочь и, взглянув наМариуса, заговорил:

– Одна из рыжеволосых – сестра той, которая приняла в себяСвященную Сущность, – моя создательница, Маарет.

Он замолчал, внезапно ощутив такую боль, что стало труднодышать.

Мариус не сводил с Торна напряженного взгляда.

– Она хотела найти себе достойного возлюбленного и потомупришла на север, на земли моего народа... – начал было Торн, но запнулся,словно внезапно утратив уверенность, и лишь после небольшой паузы нашел в себесилы продолжить: – Она охотилась на моих сородичей и других жителей долины. И увсех жертв отбирала глаза.

– Глаза и кровь, – тихо добавил Мариус. – А когдаона сделала тебя одним из нас, ты понял, зачем ей глаза.

– Да, но истинную историю своей жизни она не рассказала, и яне знал, кто лишил ее смертных глаз. А о существовании сестры-близнеца даже неподозревал. Я любил ее всем сердцем и редко задавал вопросы. Видя ее в обществедругих, я сходил с ума.

– Глаза отняла у нее темная царица, – сказалМариус. – Маарет тогда еще была смертной женщиной. А у сестры Акашавырвала язык. Жестокое, бесчеловечное деяние. Но среди пьющих кровь нашелсятот, кто не пожелал смириться с такой несправедливостью и подарил близнецамбессмертие, прежде чем царица разлучила их и отправила в противоположные концыземли.

У Торна захватило дух. Он попытался возродить в сердце былуюлюбовь. И снова перед его глазами возникла создательница, сидящая за прялкой вярко освещенной пещере. Он увидел ее роскошные рыжие волосы.

– Значит, теперь все закончилось, – сказал Торн. –Бедствие, за которым мне довелось лишь мысленно наблюдать издалека, пока я спалво льдах, больше не повторится. Темной царицы нет, она получила по заслугам, ахранительницей Священной Сущности стала одна из рыжеволосых сестер. Но я повсему миру ищу близнецов, пытаюсь уловить их голоса, увидеть их лица – и немогу. О них ничего не слышно, хотя мне нужно узнать, где они.

– Они удалились от мира, – сказал Мариус, – ибопонимают, что должны скрываться, иначе кто-нибудь может похитить СвященнуюСущность. Ведь не исключено, что кто-нибудь, исполненный горечи и желанияпокончить с этим миром, захочет всех нас уничтожить.

– Вот именно.

Торн почувствовал, как по телу пробежала дрожь, и внезапнопожалел, что в его венах так мало крови, а выйти на улицу и найти новую жертвунельзя. Правда, ему не хотелось покидать теплый дом и отказываться отудовольствия слушать рассказ Мариуса. Слишком рано.

Ему стало стыдно, что он не рассказал всю правду о своихмучениях и намерениях. Он не знал, достанет ли у него сил и мужества для этого.Но в таком случае имеет ли он право оставаться под этой крышей?

И все же Торн не двинулся с места.

– Мне все известно, – негромко произнес Мариус. –Ты вернулся в мир с одной-единственной целью: найти Маарет и причинить ей зло.Такова данная тобой клятва.

Торна передернуло, как от сильного удара в грудь. Он ничегоне ответил.