Принцесса Торн - Л. Дж. Шэн

штаны были на нем. К сожалению, снисходительная ухмылка тоже.

– Если встретишь какие-нибудь сложные, пугающие слова, дай мне знать.

– Пошел ты, Рэндом. – Мой голос дрожал, и я ненавидела себя за это.

– Рэнсом, – поправил он.

– Рэндом[14] тебе больше подходит.

Он замер, осматривая меня зловещим взглядом из-под полуприкрытых век, напоминая, что передо мной человек, который сражался – защищал? – чтобы заработать себе на жизнь. У меня задрожала нижняя губа. Он похож на бессердечного принца, далекого и неприкасаемого.

Что бы Рэнсом ни увидел в моих глазах, он понял, что я слишком легкая добыча. Линия его челюсти смягчилась, а выражение лица из убийственного превратилось в «покончим-с-этим-дерьмом».

– Я в душ. Когда выйду, тебе лучше быть готовой подписать контракт, ознакомившись со всеми пунктами. – Он закинул полотенце на плечо и вышел из комнаты.

Я пошла в спальню и уселась на матрас, сжимая пальцами пачку бумаг. Мой взгляд блуждал по страницам. Слова сливались, будто бумага намокла. Я пыталась разобрать по одному слову, но была слишком встревожена и не могла сосредоточиться. После нескольких минут тщетных попыток я встала и открыла балконные двери, чтобы подышать воздухом.

Ты справишься. Ты уже делала это раньше. Все, что нужно, – немного сосредоточиться.

К тому времени, когда раздался стук в дверь, я успела дочитать только второй абзац. Что-то про персональную ответственность.

Рэнсом вошел одетый в стильный костюм от «Прада» и блестящие лоферы[15], будто он присутствовал на церемонии вручения Оскара. Он застегнул запонки. Я прислонилась плечом к дверной раме балкона, делая вид, что не хочу сброситься с него.

– Ну как?

– Скучно и неинтересно. Одна звезда из пяти. Не рекомендую.

Подойдя к одной из тумбочек, я достала из ящика ручку. Затем поставила подпись на пунктирной линии внизу контракта, хотя на самом деле не имела ни малейшего представления о том, чем мне это грозит. Передала папку обратно Рэнсому, одарив его роковой ухмылкой.

– Что ж. Ты все-таки способна принимать правильные решения. – Он выхватил контракт из моих рук.

Я ожидала, что Рэнсом погладит меня по голове, настолько он любил унижать, но конечно же я недостаточно хороша для его прикосновений.

– Твой отец должен мне сто баксов, – невозмутимо произнес он.

Они поспорили на это? Я бы не стала ставить на отца. Он всегда принимал меня за своего маленького, простодушного, очаровательного пупсика. С большими глазами и маленьким мозгом.

Может, отец рассказал Рэнсому о моих… проблемах. Может, Рэнсом знал, что я не читала контракт. Как же тогда жаль, что этот совершенно незнакомый человек, которому я даже не нравилась, верил в меня больше, чем собственный папаша.

Слезы наполнили глаза, и я почувствовала, что где-то в горле застрял крик.

– Посмотри на меня, Соплячка.

Соплячка. Это так покровительственно, так унизительно… и я ничего не могла с этим поделать. Родители даже не отвечали на мои звонки.

Почему я не отвечала им, когда еще могла? Когда все еще можно было обсудить?

Я повернула голову, бросив на него полный ненависти взгляд, и расправила плечи.

– Я выполнила свою часть сделки. Теперь отдай мне телефон, кретин.

– Попроси по-хорошему.

– Пожалуйста, кретин.

Мрачно усмехнувшись, он достал из внутреннего кармана пиджака мой телефон и протянул мне. Я вытянула руку, чтобы взять его, но Рэнсом поднял телефон в воздух, не позволяя мне дотронуться. Он был таким высоким, что телефон задевал потолок. В этот момент я поняла, что в его жилах течет не кровь, а жидкое золото. Он не смертный, но и не бог. Просто он нечто иное.

– Запомни правила: никому не сообщать о своем местонахождении. Выкладывать фотографии места разрешается только после того, как ты его покинула и после согласования с Максом или со мной.

Макс? Кто, черт возьми, такой Макс? Полагаю, это сказано в руководстве/контракте.

Рэнсом продолжил:

– Никаких отметок о посещении. Никому не говорить о своем расписании. И ни за что не выкладывать фото машин и номера. Понятно?

Я кивнула, чувствуя себя наказанным ребенком, с каждой секундой ненавидящим Рэнсома все сильнее и сильнее, но он не сказал, что я не могу выкладывать фотографии после того, как покину указанные места, что выглядело более практично, но в какой-то мере и ограничивало. Тем не менее я не испытывала оптимизма по поводу остальной части таинственного содержания договора.

– Однако мне бы хотелось прояснить одну вещь. – Я вздернула подбородок.

Рэнсом уставился на меня со своим фирменным выражением лица «лучше-бы-я-находился-где-нибудь-еще», ожидая, что я продолжу.

– У меня есть настоящая работа, и она очень важна для меня. Вопреки твоему мнению, я не какая-то легкомысленная наследница со знаменитыми подружками-подростками. Понятно?

Он сунул контракт в портфель и проигнорировал мои слова, что, как я полагаю, было лучше насмешки в лицо.

Пройдя по огромным коридорам моего особняка, он исчез, как призрак из сказок, которые мама запрещала мне читать с наступлением темноты.

– Как думаете, где в этом году будет проходить фестиваль «Сандэнс»[16]? – задалась вопросом Нектарина, или НеНе, когда мы сидели в «Бейкерсфилд», новой пекарне на Родео Драйв. Она откинула набок лавандовые волосы, открыла оранжевый пузырек с таблетками и запихала в горло успокоительное.

Рэнсом сидел сбоку, за столиком рядом с нами, и работал на своем ноутбуке с таким видом, будто хотел прикончить всех, кто находится в заведении. Я очень остро ощущала его присутствие, поэтому заметила, как его пальцы замерли над клавиатурой. Он явно слышал словесный поток НеНе.

– Там, где он проводится каждый год, – натянуто ответила я. – В «Сандэнс».

НеНе надула губы, прокручивая соломинку в холодном кофе.

– Я думала, это как с Олимпийскими играми.

– Это бы имело смысл, если бы Олимпийские игры проводились только в Греции, – заявила вторая моя собеседница, Тара. Она подергала свой пепельно-русый шиньон, придав ему нарочито растрепанный вид.

Тара – стройная супермодель. Я могла с уверенностью сказать, что мы трое никогда не вели познавательных или интеллектуальных бесед, но часто проводили время вместе. Рекламодателям нравилось наше совместное влияние на рынок. Тара приводила аудиторию, помешанную на моде, Нектарина – любителей макияжа, а моей специализацией были девушки Среднего Запада в возрасте от восемнадцати до двадцати четырех лет.

Однако я не могла назвать Тару и НеНе своими подругами. Они почти ничего не знали о моей жизни. Да и не нужно было им знать. Все, что я делала на наших встречах, это рассказывала, как тусовалась с Келлером, и выкладывала сторис о своих подарках в социальных сетях.

Ноздри Рэнсома раздувались, пока он продолжал работать на ноутбуке. Было очевидно, что он