Дело беглой медсестры - Эрл Стенли Гарднер

– Сколько медсестер нанимал доктор Мальден?

– Кроме меня, четыре.

– Он увлекался физиотерапией?

– Да. Он в нее очень верил, особенно в прогревание токамивысокой частоты. Он применял его не только из-за лечебной эффективности, но и всилу благотворного психологического воздействия.

– Вы можете объяснить, что под этим подразумеваете?

– В известном смысле – да. Одна из жестоких реальностей, скоторой сталкивается врач, – это невозможность остановить время или повернутьстрелки часов назад. Человеческая жизнь – жесткий цикл. Мы неумолимо движемсяот молодости к неизбежной старости, а от старости к смерти. Некоторыепереживают биологические и психологические возрастные изменения спокойно.Другие ожидают, что врач остановит их и даже совершит невозможное. Есть итакие, кто слишком примиряется с неизбежным и не обращается к медицинскойнауке, которая во многих случаях могла бы улучшить состояние организма, если бвзялась за него вовремя. Возьмем человека, ожидающего от врача невозможного.Если доктор скажет: «Мадам, я прошу извинения, но вам шестьдесят восемь лет.Отныне до самой смерти ваше здоровье будет постепенно ухудшаться. Начнетсябиологический и психологический упадок жизнедеятельности, который ни вы, ни яне сможем предотвратить. Единственное, что я могу сделать, – это успокоить вас,определить наиболее резко выраженные симптомы, которые можно снять, бороться сприступами». Если врач так скажет, это будет жестоко, бессердечно и ухудшитсостояние больной.

– Прекрасный трактат. Я выслушал с интересом, хотя и не могупонять, какое все это имеет отношение к бухгалтерии, – сказал Мейсон. – Однакомы отклонились от основного вопроса, а вы ведь беседуете с адвокатом. Давайтеближе к делу.

– Хорошо, – согласилась она, с отвращением возвращаясь кглавной теме разговора. – Мне следовало бы понять, что особого сочувствия невызову. Услышав нечто подобное, чиновники из налоговой инспекции в изумлениипрочистили бы глаза и уши. Сегодня я слишком устала, чтобы спорить с вами. Вернуськ существу вопроса. Итак, в лечебнице недостача наличных.

– Это уже лучше, – одобрил Мейсон. – Чем она вызвана?

– Полным отсутствием деловой хватки у доктора Мальдена.

– Чем можете это объяснить?

– Я могу это объяснить очень просто, – сказала она. – Когдадоктору Мальдену для чего-либо требовались наличные, он подходил к денежномуящику и клал их в свой карман.

– И оставлял счет с указанием, сколько взял?

– В том-то все и дело.

– Вот почему и возникли сложности!

– Именно поэтому. Я думала, что, пока записываем, скольконам уплачено, все в порядке. Но оказалось, что доктор Мальден не всегда моготдавать мне наличные. Он принимал деньги от пациентов, хлопал их по спине,благодарил и просил позвать следующего. Иногда доктор Мальден сообщал мне оплатежах, иногда об этом забывал или его вызывали по неотложному делу. Моглабыть назначена операция на следующий день утром, он мог возвратиться в своюлечебницу поздно днем и тут опять был бы занят, и я была бы занята, так что этусамую сумму он отдать не смог бы.

– Это была бы, конечно, просто случайная оплошность?

Она заколебалась.

– Не так ли? – настаивал Мейсон.

– Доктор Мальден не допускал оплошностей. Он был думающеймашиной. Пытался придать вид оплошности тому, что в действительности былочастью генерального плана. Думаю, то, что происходило слишком часто,случайностью не было.

– Что из этого вы рассказали чиновникам из налоговойинспекции?

– Ничего. Вы – единственный, кому я когда-либо могла сообщитьтакое.

– И все-таки некоторые моменты нужно прояснить до конца.

Она отрицательно покачала головой.

– Нет. Не нужно. Доктор Мальден погиб. Пусть Внутреннее бюропо годовым доходам само разберется.

– Они будут вас допрашивать.

– Я повторю, что бухгалтерские книги, насколько знаю, впорядке и всякий раз, когда доктор Мальден сообщал мне о поступлениях, я делалазапись, а ежели он что-то скрывал, то следовало бы обратиться к нему, а не комне.

Мейсон сказал:

– Хоть это мне самому неприятно, мисс Фосс, но давайтекоснемся более личных вопросов, а именно квартиры в Диксивуде.

Лицо ее осталось непроницаемым.

– Так что же с ней? – спросила она.

– Думаю, вы могли бы рассказать.

– Диксивуд? – спросила она так небрежно, как будто названиеничего для нее не значит.

Мейсон несколько раздраженно уточнил:

– Квартира 928-Б на имя Чарльза Эмбоя, меблированные комнатыв Диксивуде.

Она покачала головой.

– Мне это ни о чем не говорит.

– А должно говорить, – возразил Мейсон. – Вы были тамдвадцать минут назад.

– Я была?

– Остановили машину, вошли в квартиру и забрали все своивещи, к машине спустились с двумя тяжелыми чемоданами, положили их в багажник иуехали.

Она беспокойно пошевелилась, меняя положение, но на Мейсонасмотрела спокойно, и на лице ее не отразилось ничего. Помолчав, спросила:

– Как вы об этом узнали?

– Узнал, – сказал Мейсон, – потому что я адвокат. И мояобязанность – узнавать некоторые вещи, которые могут отразиться на клиентах.Сведения о квартире могут повлиять на многое.

– Не понимаю почему.

Мейсон промолчал. Немного погодя она добавила:

– Из этого допустимо сделать вывод, что за мной следят.

– Думайте что хотите, – не подтвердил и не опроверг Мейсон,– но скажите мне правду.

– Зачем?

– Это может оказать важное влияние на имущественную сторону.

– А кто получит имущество?

– Предполагаю, миссис Мальден. Я еще не видел завещания.

Она вдруг ожесточилась.

– Это дело миссис Мальден. Не понимаю, почему сижу ночью,когда так устала, и изливаю вам душу только для того, чтобы Стефани Мальденполучила большую часть наличных денег человека, которого никогда не любила!

Мейсон не счел нужным обратить внимание на колкость. Молчасидел, ожидая. Глэдис Фосс опять изменила положение. Наконец сказала:

– Я предвижу, что, когда с этим покончу, упаду в вашихглазах очень низко.

Мейсон возразил: