Мельничный жернов - Марина Рыжкова

Правду сказать, Виктор, почитав досье Матюхина, не мог им не посочувствовать. Каким редким гадам все-таки доверяют иногда воспитание детей.

Ничьих детей.

Когда за Андреем захлопнулась дверь, остальные подростки тоже стали сползаться к выходу. Виктор не пытался их удерживать, и разговор закончился сам собой. Вместе с исчезновением собеседников, которые высыпались из комнаты, как горох из чашки.

Никита постоял около выкрашенной облупившейся зеленой краской калитки, заглянул через тонкий штакетник во двор.

Надо же, какой странный домик… Ничуть не похож на панельные новостройки или деревенские избы.

Кажется, кирпичный, только поверх еще шпаклевка и краска, одноэтажный, как-то кособоко вросший в землю по самые окна, с зеленой шиферной крышей и блекло-розовыми стенами. Стекла чисто вымыты, внутри висят белые занавески.

Не слишком похоже на жилище злобной колдуньи, а там кто его знает… Никите было хорошо известно, насколько обманчивой бывает иной раз видимость.

Он нерешительно толкнул калитку и двинулся по посыпанной гравием дорожке к дому. По обеим сторонам торчали кустики поздних уже отцветших роз, по посеревшим шпалерам на стенах домика вились темно-зеленые плети.

«Наверное, летом здесь очень красиво», — подумал Никита, разглядывая ухоженный садик, сейчас засыпанный опавшими листьями. Странное чувство царапнуло его — то ли он уже был в этом месте, но когда, почему? то ли видел его во сне.

Он прошел дальше по дорожке, поднял глаза на застекленную террасу и вздрогнул. Похоже, хозяйка дома вышла его встречать — у огромного, во всю стену, окна стояла сухая маленькая фигурка, смутно различимая через стекло. И смотрела на дорожку.

«Мангуст», преодолевая накатившую робость — хотя казалось бы, чем может испугать маленький домик и пожилая женщина, живущая в нем, — поднялся по ступеням и занес руку, чтобы для приличия нажать на кнопку звонка. Несмотря на то что и так ясно: эта Катерина Андреевна его заметила.

Никита припомнил единственную ведьму, которую ему «посчастливилось» увидеть в жизни, а именно — отъявленную стерву Анастасию, любовницу командира. Он прикинул, в какую редкую грымзу та могла бы превратиться годам, скажем, к шестидесяти, тяжело вздохнул и потянулся к звонку.

С женщинами он всегда чувствовал себя полным кретином. Ну вот сейчас эта старушка — которая рисовалась в воображении непременно с клюкой и длинным крючковатым носом — попросит его вон. И что делать? Из пистолета в нее стрелять?

Дверь бесшумно отворилась, на пороге показалась хозяйка дома.

— Добрый день, сударь, — сказала она. — Я вас ждала, проходите. Сейчас приготовлю кофе.

Развернулась и поплыла в глубины дома — подтянутая, стройная, с высоко подобранными серебристыми волосами. Учительница танцев, удалившаяся на заслуженный отдых, или… наследница дворянского рода.

Никакой клюки не было и в помине.

Никите вдруг стало отчаянно неловко за свой практичный пятнистый камуфляж, который он надел в эту поездку. Ну и за военные ботинки, в просторечии именуемые «говнодавами». Он старательно вытер ноги о соломенный половичок и последовал за величественной дамой в прохладные полутемные глубины старого дома.

— Присаживайтесь, — странная не то ведьма, не то народная целительница царственным жестом указала Никите на ветхое кресло, приютившееся у окна в гостиной. Мебель старая, натертая воском. Массивный буфет, темный, покрытый затейливой резьбой. Овальный стол, покрытый малиновой плюшевой скатертью с бахромой, на нем стопки книг. Выцветшие от времени желто-серые шпалеры на стенах. Пыльная лепнина на потолке. Тяжелый трельяж с потускневшими зеркалами, заставленный пустыми флаконами от духов — высокими, круглыми, гранеными, плоскими… Свет, проникающий из окон, дробился и мерцал на их прозрачных боках, высекая маленькие радуги.

Никита осторожно примостился на краешке кресла и огляделся.

— Здесь раньше была библиотека, — ответила на невысказанный вопрос Екатерина Андреевна. — А потом, так как я проработала здесь всю жизнь, да к тому же домик определили под снос из-за водохранилища, мне удалось выкупить его для себя. Тем более он когда-то формально принадлежал Соколовским.

— Тут водохранилище собираются строить? — почему-то спросил Никита, хотя пришел совсем не за этим.

— Собирались. Множество народу с мест согнали, теперь дома стоят пустые. Однако передумали. Ну да я-то знала, что передумают, — улыбнулась старушка, доставая из старомодного буфета тонкие чашечки, блюдо с булочками и наливая Царевскому кофе из блестящего металлического кофейника. Пахло замечательно, сдобой и цикорием, как в детстве, когда еще живы были родители.

Екатерина Андреевна придвинула Никите блюдо с булочками и улыбнулась. Тонкие морщинки на ее лице лучиками протянулись к глазам и рту.

— Знали?

— Так я же ведьма, ворожея. — Последняя представительница рода Соколовских поднесла свою чашку ко рту и осторожно сделала глоток. — Да и карты показывали, что никакого строительства не будет. Некоторые меня послушали, не стали продавать дома — и вот теперь довольны. Хотя, признаться, я была бы рада, если бы всю эту землю затопило. Столько горя из-за нее приняли.

Никита с удивлением посмотрел на хозяйку дома. В окружении всех этих тяжелых, старомодных вещей она напоминала розу, засушенную между страницами толстой книги. Учебника истории, вероятно.

— Вы, сударь, не из-за этого меня навестили, — безапелляционно заявила Екатерина Андреевна. — Задавайте ваши вопросы. Не скрою, цель вашего визита мне неприятна, но я постараюсь ответить на все. Однако не обессудьте, если ответы окажутся не такими, как вы ожидаете.

«Не вы ли убили троих человек в детском доме и не вы ли украли Филимонова?» — так и хотелось спросить «мангусту», но он, конечно, сдержался. Эта милая элегантная дама ничуть не походила на человека, который в свободное время развлекается убийствами. Хотя, с другой стороны, если бы все черные маги и упыри таковыми и выглядели, их можно было бы легко уничтожить — и дело с концом.

Хозяйка дома спокойно смотрела на Никиту, словно бы отлично зная его мысли.

Царевский припомнил, с какой легкостью ловила случайные движения сознания стервоза Анастасия, и постарался вообще ни о чем не думать.

— То, что происходит сейчас на территории усадьбы, среди этих бедных сирот, — произнесла Соколовская и снова поднесла чашку к губам, — не имеет никакого отношения к магии. Это осквернение.

— Что?

— Осквернение. Мне очень жаль, юноша, но я не могу дать вам более подробной информации. Это дело рук сил, с какими я не только не могу соперничать, но даже помышлять об этом.

— Но ведь там люди гибнут! — не выдержал Никита.

— Наказаны только виновные.

— А кто так решил?