Пленница медведя - Анна Владимирова

Наверное, она перегрызет мне горло или все же застрелит из ружья, когда сможет подняться. И я делал все, чтобы не смогла — трахал пальцами, выжимая досуха ее наслаждение. Дана выгибалась дугой, царапала подушки и скулила так, что сердце кровью облилось бы … если бы она вся не была в другом месте.

— Так ты хочешь, девочка? — размазывал ее влагу по бедрам, покрытым гусиной кожей. — Хочешь?

Она вяло стонала, растекаясь лужей подо мной, получив свое. Поздно я взялся спрашивать. Пришлось надавить… в прямом смысле. На самое чувствительное. Дана дернулась, и я схватил за шею и вздернул ее на колени.

— Вот это… — протолкнул влажные пальцы с ее вкусом ей в рот, — …значит «да».

Только когда она вдруг сомкнула губы вокруг большого, из груди рванулось рычание. Я потянул Дану на себя, усаживая сверху лицом к себе — хотел видеть ее. Какая же хрупкая! В моих лапах будто и правда мотылек, которого сломать — нечего делать.

Она, кажется, смирилась со своим «да» — откинулась назад, упираясь руками в мои колени, и запрокинула голову, раскрываясь полностью и позволяя мне все. Я вцепился в ее бедра, медленно втискиваясь в нее, как в первый раз. Теперь моя очередь сходить с ума — каждое движение било по нервам, рискуя сорвать меня в бездну, где я перестану слышать Дану и бояться сделать ей больно. С каких пор секс стал таким острым, оголяющим до глубины и необходимым — понятия не имел. Но меня не спросили. А я не спросил ее.

Достала собственная футболка, спадавшая на ее грудь. Я рванул ткань и прижал Дану к себе — мне нужна она вся, как свет, на который хочется идти. Сжал ее в руках и задвигался жарко, не давая ей права слова. Прыгающая грудь сама просилась в губы, и я не стал себе отказывать, немного замедляясь и понимая, что моего мотылька снова накрывает оргазмом. Дана уперлась лбом в мой, яростно хватая воздух губами и царапая мои плечи, и я притянул ее к своему лицу, впиваясь в ее рот и кончая одновременно с ней.

Это особенное чувство, когда не знаешь, вкус чьей крови у тебя во рту — твоей или ее. Я продолжал удерживать ее за шею и жадно сминать влажные воспаленные губы с соленым привкусом. Чувствовал ее дрожь, и мне хотелось успокоить, обещать, что сделаю все, чтобы ей было хорошо. Понимал, что все это — опасная химия, но отдавался ей полностью. Никогда прежде мне не хотелось быть столь уязвимым.

Я поднялся с Даной, не разрывая связи, и понес в душ. Она молчала. Обнимала за плечи, но не доверчиво, а оглушено, будто боялась вдохнуть лишний раз, чтобы я ее не заметил. И от этого становилось тошно, особенно теперь, когда я открыт перед ней. Я жмурился, стоя под теплыми каплями, и продолжал целовать ее скулы, висок, нежно тереться носом о шею, на которой все ярче расцветали следы ее принадлежности мне.

То, что Дана вдруг прижалась ко мне, обняла за плечи и скользнула щекой по моей, оглушило. Это было «да» совсем другой природы. Не выжженное моим желанием и требованием подчиниться, а тихое, самостоятельное, шелестящее на кончике нервов, как капли по стенкам душевой.

Я вынес ее, укутанную в полотенце, уложил на кровать, не в силах перестать трогать, вытер и укрыл одеялом.

— Хочешь чего-нибудь? — Посмотреть ей в глаза стало испытанием.

— Спать, — прошептала Дана.

И я уже собрался убраться вниз, но на мою ладонь легла ее:

— Не уходи, а?

Я моргнул, чувствуя себя так, будто она все же в меня выстрелила. Но не убила, а наоборот — подарила по крайней мере еще один день жизни.

— Воды принесу. — Голос охрип.

Понимал ли я, почему она меня зовет? Снова нет. Но начинал к этому привыкать. Привыкать к тому, что не все было под силу разложить на части и высчитать пароли…

* * *

Я даже не поверила, когда до меня дошло, насколько просто и одновременно сложно с ним договориться. Медведю необходимо банальное — ласка, шаг навстречу, понимание, сочувствие. В общем, все то, что нужно нормальным людям. И ведь он это заслуживал. Но если ты живешь в лесу как зверь, зачем тебе дверь, которой не пользуешься?

И опять люди в выигрыше. Мы могли быть сколь угодно ублюдками, но это не обращало нас в животных. А с таких, как Сезар, спрос, выходит, больше.

А сложно, потому что он не примет ложь. Его невозможно обдурить, просто виляя хвостом без искренней привязанности. Все, на что я насмотрелась в высшем обществе людей, тут не сработает. Блестящие, роскошные искусственные ровесницы, щеголявшие своими ухажерами как породистыми собачками — тупиковая ветвь эволюции. Мне даже дышалось тут легче, но дыхание сбивалось от волнения: это так страшно — стать собой, ничего не доказывать и не за что не бороться. И оказаться несоответствующей его требованиям.

Когда Сезар вернулся с водой, я села:

— Спасибо.

— Как ты себя чувствуешь? — склонил он низко голову.

— Нормально, — пожала плечами. Но сканирующий взгляд Медведя никуда не делся. — Ты такой смешной, Сезар, — облизала губы. — Сначала говоришь, что мое мнение тебя не интересует, потом переживаешь…

— Я не переживаю, — отвел взгляд.

— Тогда залазь под одеяло и спи, чего ты паришься? Или хочешь отношений?

Он промолчал. Улегся поверх одеяла, не снимая штанов, и я не сдержала улыбки, укладываясь ему под бок. Я устала. Проще думать, что этот дикий зверь больше человек, потому что бояться его постоянно невозможно. Нужны передышки. И я решила взять ее.

Но сегодня все не кончалось.

Я проснулась, когда окончательно стемнело. Голова гудела, а когда я пошевелилась — отозвалась болью. Сезара рядом не было. Температуры у меня тоже. Надо будет узнать, есть ли у него запасное постельное, потому что я снова вся пропотела.

Подивившись своим мыслям, поползла в душ, а когда вышла — обнаружила чистые штаны и футболку.

Медведь сидел в кухне за столом с ноутбуком. В камине горел огонь, пахло кофе и едой.

— Намешаешь мне травок от головной боли? — тяжело опустилась на стул и растеклась по столу, подперев щеку рукой.

Сезар молча поднялся, и вскоре передо мной лег блистер с аспирином.

— Что так? — усмехнулась.

— Травкой догоним, — скривил уголки губ. Попустило его, что ли? — Кроме головной боли, как себя чувствуешь?

— Как в санатории, — разжевала горькую таблетку, кривясь. Но наткнувшись на требовательный взгляд, решила не умничать: — Слабость, хочется поесть, попить и развалиться перед камином.

— Еда на печке. Накладывай и дуй на диван. Чай приготовлю чуть позже — нельзя смешивать.

— Слушай, — поднялась я, — а поделиться знаниями можешь?

Я закусила губы под его внимательным взглядом. В нем отгорела недавняя нежность и растерянность, теперь он снова был диким зверем, у которого все под контролем.