Миллион Первый - Алла Дудаева

Пустое времяпрепровождение закончилось. Воспитание шло с азов. Офицеры занимались летной подготовкой, а солдаты несли патрульную службу и украшали военный городок. Буквально в первые же месяцы Джохар договорился с бригадой строителей-армян, которые заново заасфальтировали весь городок, и не только шоссейные дороги, но даже тропинки, протоптанные в траве среди домов. Парковый день был в субботу, а каждое воскресенье солдаты, получившие взыскание, посыпали желтым песком обочины асфальтированных дорог и аккуратно подновляли белой краской разделительную полосу в центре.

Самое убийственное в закрытом военном гарнизоне — скука… Для молодых офицеров и солдат в березовой роще за Домом офицеров была построена танцплощадка, обнесенная высокой (настоящей панцирной) сеткой, которая была в то время страшным дефицитом.

Уму непостижимо, как Джохар умел договариваться с соседями — усольским и ангарским начальством, чтобы достать все эти плиты, сетки, семена и т. д. Впрочем, нашлись-таки и злопыхатели и настрочили анонимный донос «в верха» с сообщением о том, что земляки-армяне неспроста заасфальтировали весь гарнизон, а двухметровые бетонные плиты и сетку Дудаев ворует в Усолье, лично участвуя в хищениях.

Теперь никто не бегал в самоволку, по субботам и воскресеньям возле Дома офицеров звучала музыка, девушки сами съезжались на танцы со всего района и из близлежащих деревень. Не имевшие приглашений пытались, говорят, даже перелезать через бетонную стену.

Самым удивительным для маленького захолустного городка были праздники, о которых Джохар думал загодя.

Подготовка начиналась за целый месяц. Спортсмены двух полков, предвкушая приближающиеся соревнования и будущие призы, на тренировках старались изо всех сил. Одним из самых радостных праздников был День Победы — 9 мая. В 9 часов весь городок собирался вдоль главной улицы, откуда отправлялся праздничный кортеж: девять мотоциклистов в белых перчатках, парадной форме, блестящих черных шлемах торжественно проезжали мимо, а за ними бежала цепочка лучших бегунов в белых спортивных майках, трусах и кроссовках с факельщиком впереди. Им предстояло преодолеть 20 км до районного города Усолье-Сибирское, зажечь священный огонь у памятника Неизвестному солдату и вернуться обратно. После этого праздник продолжался в весенней березовой роще. Там, собравшись вокруг спортивного поля, обнесенного древками с развевающимися на ветру огромными шелковыми знаменами союзных республик, встречали мы своих посланцев.

Торжественно зажигался священный огонь, и… открывался Праздник.

Он начинался с шествия спортсменов перед сгорающими от нетерпения зрителями, которые уже за несколько дней заключали пари на победителей. Футбольные матчи между двумя полками, участниками которых были отцы и мужья болельщиков, привлекали всеобщее внимание, и долго еще потом обсуждались соревнования по бегу, волейболу, теннису, городкам, шахматам.

Дети уплетали мороженое, тут же с машин торговали шашлыками и пивом. Но самые интересные соревнования были еще впереди: борьба дзюдоистов, вольная, спортивная, самбо вызывали особое восхищение мальчишек.

Заканчивался праздник обычно показательными выступлениями школьников. Планеры долго кружили над спортивным полем, высоко поднимаясь над березовой рощей и отражая крыльями заходящее оранжевое солнце, а затем опускаясь к темной траве. В золотых просветах между деревьями расходились по домам потоки людей.

В 9 вечера праздник возобновлялся с новой силой. В Доме офицеров — концерт художественной самодеятельности, подготовленный совместными силами двух полков, и торжественное вручение спортивных кубков победителям соревнований. А потом — фейерверк на площади, музыка и танцы до упаду в лучах прожекторов, перевезенных, в нарушение всех инструкций, с военного аэродрома. Они высвечивали высоко меж звезд в темно-синем небе римскую цифру Ix в День Победы или, если это было празднование Дня полка, число лет, XXVII или XXVIII.

Лучи прожекторов, говорят, были видны не только в Ангарске и Усолье, но даже в Иркутске, и оттуда к нам ехали друзья «на огонек». В Доме офицеров расставляли столы с угощением для старших по званию и гостей, а молодежь до поздней ночи не уходила с танцплощадки. Дети же больше всего радовались фейерверку, пытаясь поймать рассыпающиеся светлячками огни ракетниц.

Из пыльного унылого захолустья наш поселок превратился в образцовый гарнизон. Покрашенные дома белели на фоне голубого неба, а немытые раньше улицы встречали утро радужным сверканием брызг, разлетающихся веером из поливальной машины. Ватага малышей бежала в струях воды до тех пор, пока она не иссякала. И как ни ругали их, мокрых и посиневших, счастья им это не убавляло.

Но самое главное — со-всем прекратились ЧП. За три года ни одной разбившейся машины и ни одного летного происшествия, Только неустанной летной подготовкой и строгой дисциплиной можно было изменить рок, нависший над городком. Мне рассказывали, как Джохар огромными шагами гнался по главной улице через весь военный городок за солдатом-самовольщиком, словно Медный всадник за несчастным Евгением. Ему не удавалось настичь более молодого и, разумеется, более резвого нарушителя дисциплины, но Джохар отвел-таки душу, успев в последний момент отвесить беглецу увесистый пинок.

А три черные от угля кочегарки, которые зимой жутко дымили и по очереди ломались… При 35–40 градусах мороза трубы в домах мгновенно замерзали и лопались. После первого же телефонного звонка Джохар вставал, часто еще не отдохнувший от полетов, и шел поднимать людей к месту прорыва, чтобы устранять аварию. Наши друзья, замполиты обоих полков Виталий Чугунов и Николай Объедков, тоже неотлучно находились там, возвращаясь домой с почерневшими от угля лицами и руками. Джохар шутил, что теперь он больше кочегар, чем летчик. Если из авиации выгонят, вторая профессия уже есть.

Пришло к нам и горе. Умерла мать Джохара. В тот же день Джохар срочно выехал на похороны. Он безмерно любил ее и очень тяжело пережил ее смерть. Годами она ждала его, сидя на скамеечке рядом с воротами и провожая каждый пролетающий самолет долгим взглядом. «Вот, опять Джохар полетел!» — обычно говорила она соседям и следила за самолетом до тех пор, пока он не исчезал.

Следующим летом, как обычно перед отпуском, Джохару выдали двойной оклад. Разложив деньги на диване, мы стали прикидывать, как нам уложиться. Билеты до Кавказа и обратно стоили очень дорого. Отложив часть денег, Джохар сказал: «Я хочу купить в Грозном барана, чтобы зарезать его для поминовения матери. Ты согласна?» Исполнялся как раз год со дня ее смерти. Для меня это было совершенно естественным решением, и я просто автоматически кивнула.

А ночью мне приснился странный сон. Я увидела нани в красивом цветном платье с платком на голове, сидящей на кровати у моих ног. Она снова спрашивала меня, согласна ли я выделить эти деньги на ее поминки. Может быть, мой ответ Дуки показался ей не совсем ясным? Я, конечно, подтвердила, удивившись про себя тому, что мой ответ для нее столь важен. А в Грозном, когда я рассказала об этом родственникам, узнала, что по мусульманским обычаям перед совершением такого обряда необходимо получить одобрение всех членов семьи.