Миллион Первый - Алла Дудаева

Но почему при таких богатых колхозах в Полтаве не было творога, сметаны, мяса и колбасы? Как-то раз, взглянув на витрины, заваленные большими говяжьими ушами и хвостами, я спросила у продавца: «А кто съел то, что посередине?» Опасливо оглядевшись по сторонам, он поднял указательный палец кверху: «Москва». Ее жадная рука брала все, что хотела, и в этом богатейшем краю людям приходилось подходить к вагонам-ресторанам проходящих мимо поездов, чтобы купить детям колбасы.

Джохар, назначенный начальником штаба сформированной им в Сибири дивизии, был переведен в Полтаву на равноценную должность, где опять пришлось налаживать службу войск дивизии, доставшейся ему в «наследство». Он проработал в Полтаве два года, подняв на высшую ступень боеготовность дивизии. Но о назначении его командиром дивизии (генеральская должность) в «верхах» речи не было, так как клеймо происхождения «чеченец» продолжало, как тень, сопровождать его.

В это время в авиационной дивизии, дислоцированной в эстонском городке Тарту, боеготовность упала до такой низкой отметки, что в Москве серьезно встал вопрос о ее полном расформировании. Два полковника, назначенные туда поочередно командирами, за два года не смогли улучшить положение и были уволены из армии как несправившиеся с возложенными на них обязанностями. Из-за плохой организации учебной подготовки летный состав имел мало часов налета, утратил профессиональное мастерство. На низком уровне были такие элементы боевой подготовки, как бомбометание с больших высот по невидимым с воздуха целям, не отработаны многие элементы пуска боевых ракет и дозаправка самолетов в воздухе. Плюс ко всему этому в частях была расшатана воинская дисциплина. Многие предпосылки летных происшествий в воздухе рождались на земле. (Пишу так подробно о состоянии дел в Тартуской дивизии для непосвященных в воинскую службу читателей, которым нелегко будет понять, с какими трудностями пришлось в который раз столкнуться Джохару.)

Итак, вопрос о расформировании Тартуской дивизии был уже решен в Москве в главном штабе дальней авиации. Но вдруг у кого-то из генералов мелькнула мысль «попробовать чеченца». Это разумное предложение поддержали генералы в Москве: дивизию расформировать успеем, а Дудаева, хорошо известного как отличного командира, первоклассного летчика и организатора порядка в гарнизонах, назначить командиром разваливающейся дивизии.

Боевых дивизий стратегических бомбардировщиков ТУ-22 в Союзе было не так много, а Джохар одним из первых освоил и начал летать на самолетах высшего класса, называемых «бигфайерами». Назначение состоялось, о национальности нового комдива временно забыли.

Мы ехали в Прибалтику, с сожалением покидая благодатные земли Украины. «Украины, ридны», как любовно называли ее местные жители. И вот город Тарту, бывший Дерпт, знаменитый старинным, чуть ли не трехсотлетним Дерптским университетом, известным всей Европе, городок студентов. Узкие улочки теснили дома с красными черепичными крышами и готическими окнами, увитыми розами.

Со священным трепетом ходили мы по древнему булыжнику небольшой площади при городской ратуше, думая о поколениях людей, топтавших этот булыжник, и с благодарностью об их потомках, сумевших сохранить в первозданном виде старые дома. Некоторые из них до сих пор отапливались углем. На высоких трубах не хватало только маленького черного трубочиста с лесенкой, сказки Андерсена оживали перед нашими глазами.

Самобытность виделась в каждом древнем камне, увитом многолетним плющом. Все передавалось из поколения в поколение и бережно хранилось с любовью к старому-престарому миру. И снова с радостью, как друга, мы увидели аиста на колесе на высоком шесте в одном из сел возле древнего замка.

Радовал глаз блестящий асфальт без единой трещины. Широкая, вполне европейская дорога несла нас от одного села к другому, мелькали цветники перед каждым аккуратно покрашенным домиком и… зеленые стриженые газоны. Все освещалось золотым заходящим солнцем, высоко в розовом небе плыли прозрачные облака. Тишина и покой, благоденствие, казалось, разлито в самом воздухе, которым мы дышали. Каждый клочок земли был тщательно возделан.

Высокие гряды больших камней отделяли одно поле от другого. «Что это?» — не поняли мы. «Этими камнями, — объяснял наш провожатый, — «засеяли» нашу землю огромные глыбы льда, которые ползли с Севера во время ледникового периода. Теперь каждую весну трактора, выпахивая их из земли, ломают лемехи плугов. Раньше из этих камней дома строили. Вся Эстония на таких камнях стоит. Если «Калевалу» читали, то наш богатырь тоже из камня родился. Лета почти нет, дожди и постоянные холодные ветра с моря, поля рожью засеяны, пшеница не созревает».

А в Эстонии той весной зарождался первый народный фронт. Мы попали как раз в эпицентр событий, которые разворачивались с неумолимой быстротой. После оглушительных откровений начала перестройки народный фронт Эстонии стал политической школой для каждого народа, мечтающего о самоопределении. Газеты раскупались молниеносно и «проглатывались» целиком. «Саюдис» — литовская газета на русском языке тех лет — нам нравилась больше других.

Я работала в это время в библиотеке военного госпиталя и зачитывалась Ахматовой, Пастернаком, Мандельштамом, Гумилевым, Цветаевой. Конечно, лучшие стихотворения по вечерам читала Джохару. Часто он, после знакомства с политическими статьями из газет, сам отдыхал с поэтической книжкой в руках.

Стихи бередили душу, живопись тоже. Видимо, любое вдохновение черпает живую воду из одного и того же источника, главное напоить, а как — не все ли равно…

У нас появились новые знакомые — главный редактор местной газеты «Вперед» эстонец Вальтер Тоотс с женой Натальей. Наше знакомство состоялось после того, как я, прочитав новую рубрику стихов о перестройке студентов и преподавателей Тартуского университета, за ночь написала на все стихи эпиграммы, причем сама не ожидала от себя ничего подобного. Кстати, первое из этих стихотворений принадлежало заезжей московской знаменитости, поэту-концептуалисту Юрию Пригову.

Утром очень удивила своими эпиграммами Джохара. Такой резкий переход от лирической аква-рельности к сатире поразил бы кого угодно. Но самое удивительное ждало меня в редакции, куда я робко, затаив дыхание, зашла впервые в жизни. Перед этой заветной дверью я целый час слонялась, долго собираясь с духом. Прочитав эпиграммы, сотрудники быстро отвели меня в кабинет к «главному», как к особому знатоку поэзии. «За одну ночь? — удивился он. — А где вы раньше печатались?»

На собрании редколлегии было решено следующую подборку назвать «Поэтическая дуэль», напечатать мои эпиграммы и вызвать на ответный поединок любого из местных стихотворцев.

Карикатурист тут же изобразил гарцующую амазонку в тунике верхом на вздыбленном коне, посылающую стрелы в разбегающихся в панике поэтов.

Дома Джохар смеялся, любой поединок его радовал, он всегда приветствовал смелость. «Посмотрим, кто из них примет бой», — говорил он, потирая от удовольствия руки.

Кто-то из сотрудников показал гранки профессорам университета. Те посмеялись эпиграммам, но никто из них не пробовал себя в этом жанре, поэтому поединок, к сожалению, не состоялся. Зато была напечатана целая подборка моих лирических стихов с фотографией и очень лестной аннотацией. Мне было предложено работать в редакции. Я летела домой, как на крыльях, неся целую пачку остро пахнущих типографской краской свежих газет. Тут же отправила по почте этот номер всем своим знакомым и родителям. Первый шаг к признанию был сделан! Оставалось только трудиться.