Тайные страсти принцессы Джеллы - Ксавье Монтепен

— Они так красивы?

— Ах, ваша честь! Ах, ваша честь!

Стоп с бритвой в руке сопровождал это восклицание непередаваемой пантомимой, выражавшей его безграничное восхищение.

Потом, несколько успокоившись, он продолжал:

— Я хотя и бедный камердинер, но готов дать голову на отсечение, если ваша честь найдет подобную красавицу в Англии, Шотландии или Ирландии.

Джордж снова улыбнулся.

— Ваша честь скоро убедится в справедливости моих слов… О! Молодые мисс — целая поэма!

— Кончай говорить глупости и займись лучше моей бородой.

— Слушаюсь.

Едва Джордж успел завершить свой туалет, как в дверь постучали. В комнату вошел лакей.

— Сэр Джон Малькольм просит вашу честь спуститься в зал, — объявил он.

— Предупредите отца, что я приду через несколько минут.

Бросив беглый взгляд в зеркало и убедившись, что туалет безукоризнен, он спустился в зал.

Джон Малькольм подошел к Джорджу и, взяв его за руку, подвел к молодым девушкам, сказав веселым, но в то же время дрожащим от волнения голосом:

— Мария, Эва, мои милые дети. Представляю вам того, о ком так часто говорил, — моего старшего сына Джорджа Малькольма.

Джордж поклонился молодым девушкам в английской манере, девушки протянули ему с грациозной фамильярностью свои руки. Он поднял на них глаза и впервые в жизни почувствовал себя ослепленным красотой.

Как мы уже сказали, Джордж Малькольм был потрясен… Между тем ни Мария, ни Эва не были одарены необыкновенной, неслыханной красотой, которой так щедро награждают своих героинь некоторые романисты. Но зато обе они обладали более чем красотой. Они были полны такой грации, прелести и чистосердечия, что походили скорее на ангелов, чем на земные существа. Старшей из них, Марии, шел девятнадцатый год; роста она была выше среднего и прекрасно сложена. Густые шелковистые черные волосы, от природы вьющиеся, составляли великолепный контраст с темно-голубыми глазами и необыкновенно белым лицом, в котором просматривались твердость и открытость.

Эва была пониже сестры, но так же обворожительна, со своим контрастом: у нее были черные глаза и белокурые волосы.

Джордж Малькольм, стоя перед Марией, не мог отвести глаз от нее. И это продолжалось так долго, что Мария невольно начала улыбаться. Джордж заметил улыбку. Боясь показаться смешным, он, сделав над собой усилие, победил невольное волнение и вновь стал хладнокровным, как прежде, то есть светским человеком, уверенным в себе.

Мария и Эва были застенчивы, впрочем без всякой неловкости. Рядом с Джоном Малькольмом и Эдуардом они считали себя в своем семействе. А Джордж был сыном одного и братом другого. Поэтому сестры не могли считать его посторонним. Быстро привыкнув к его обществу, они доказали своим умным, блестящим, но всегда естественным разговором, что не только умны, но и прекрасно образованны.

Джордж Малькольм получил сильный громовой удар, как говорили в восемнадцатом столетии. С ним произошла быстрая метаморфоза. Образ незнакомки в бархатной маске, занимавшей большое место если не в сердце, то, по крайней мере, в его воображении, исчез, подобно приятному сновидению, в ту минуту, когда он увидел невинное лицо Марин Бюртель.

Около двух часов дня молодые девушки, утомленные путешествием, пошли отдохнуть, чтобы вновь появиться к ужину.

— Ну что, сын мой? — спросил Джон Малькольм. — Что ты думаешь о моих воспитанницах?

— Это два ангела! — восторженно ответил Джордж.

Отец улыбнулся.

— Итак, ты согласен, что, говоря о Марии и Эве, я нисколько не преувеличил их достоинств?

— Конечно, нет. Они оказались лучше, чем я воображал.

— Таким образом, тебе не нужно принуждать себя, чтобы жениться на Марии?

— Я буду счастливейшим человеком, дав ей свое имя.

— Будешь ли ты ее любить?

— Я уже влюблен в нее, или, скорее, обожаю ее, потому что слово «люблю» в этом случае недостаточно точное.

Джон Малькольм с сияющим лицом взял руки сына.

— Ах, милый Джордж, — прошептал он взволнованным голосом. — Бог милосерден, осчастливив меня в старости! Видеть Марию твоей женой, а Эву женой Эдуарда было моим самым горячим желанием. Если оно исполнится, то мне больше нечего желать для счастья моей семьи. Если Господь позволит мне окончить начатое мной дело, которое навсегда должно утвердить в Индии могущество моего отечества, то я умру спокойно.

Когда Джон Малькольм произносил эти слова, голос его дрожал и на глазах появились слезы.

— Умереть, отец?! — воскликнул Джордж. — Зачем говорить о смерти в ваши годы? Вы совершенно здоровы! Бог милостив, как вы сказали, а я прибавлю — Бог справедлив. Он продлит вашу жизнь, чтобы вы были счастливы с нами.

Джон Малькольм не ответил. С нежностью он привлек сыновей к себе и молча поцеловал их.

За ужином молодые люди встретились вновь. Мария и Эва, одетые в белые платья, выглядели еще прелестнее. Ужин продолжался долго. Уже около девяти вечера Джон Малькольм, его сыновья и воспитанницы вышли в сад, наполненный благоуханием цветов.

Джордж, Мария, Эдуард и Эва медленно шли вдоль аллеи. Изредка у кого-то из них вырывалось слово, которое оставалось без ответа, потому что молодые сердца и благородные, чистые души без слов прекрасно понимали друг друга.

Джон Малькольм, сердце которого переполняло ощущение полного счастья, следовал за детьми на некотором отдалении. Он с восторгом уже называл Марию и Эву своими дочерьми. Взгляд, изредка бросаемый им на детей, был переполнен нежностью.

В эту минуту судья представлял себе будущее в самых радужных цветах, забыв о той страшной опасности, которая, подобно дамоклову мечу, висела над его головой и каждую минуту могла все разрушить.

Вдали, на часах дворца лорда Сингльтона, губернатора провинции Бенарес, пробило десять. Едва бой часов затих, как раздался троекратный крик совы.

Джордж, мгновенно услышавший его, вздрогнул, как человек, только что проснувшийся от ужасного сна. Мы знаем, что этот сигнал заставлял сильнее биться сердце Джорджа, поднимая в его душе бурю желаний. Но в эту минуту было далеко не так. Сигнал, ожидаемый еще вчера с таким нетерпением, подействовал на молодого человека как внезапный удар грома, заставив его вздрогнуть.

«Я не пойду! — решил он. — Не пойду больше! Не пойду никогда!»

Все сказанное нами, естественно, произошло значительно быстрее, чем мы описали.

Мисс Мария почувствовала, как рука, на которую она опиралась, вздрогнула, и, повернувшись к старшему сыну Джона Малькольма, с беспокойством спросила:

— Что с вами, сэр Джордж?

— Ничего, мисс Мария, — прошептал молодой человек, — решительно ничего. Что может случиться со мной?