Эффект лучшего друга - Ксения Беленкова

– Ой, я порвал твои колготки…

Мама смотрела на взрослеющего сына, и против воли ее начал разбирать смех.

– Хорош мужик, ничего не скажешь. – Она стянула с головы сына тугой обруч, и длинная челка упала на глаза. – Нам бы еще с тобой разобраться.

Она провела ладонью по Женькиной щеке, прижалась к ней губами.

– А этой девочке пора начинать бриться, – шепнула мама на ухо.

Женька хмыкнул, кашлянул, а потом совершенно не к месту всхлипнул. Раз, другой… Весь уходящий вечер стоял перед глазами. И колокольчиком звенел в ушах смех уходящей в обнимку со Стасом Ники. Слезы сами собой потекли по щекам, а мама вытирала их мокрыми пальцами и отчего-то улыбалась Женьке в лицо. Сын и мать сидели рядышком, прижавшись друг к другу: молодящаяся женщина и ряженый парень, как две юные подружки. Не осознавая до конца, как эти слезы вымывают слабость из их сердец, закаляя их, делая крепче, сильнее, готовят к тому, что ждет впереди…

Зима стелила сугроб за сугробом, город мерз, становясь все более неприветливым и молчаливым. Он все торопился, спешил куда-то, быть может, навстречу новой весне. Женька перестал ходить в гости к Эле, совместные занятия оборвались как-то сами собой. И даже в школе ребята не перебросились и парой слов. Заглядывать в тетрадь подруги или списывать домашки у Женьки теперь просто не было надобности, да и разговаривать совсем не хотелось. Эля тоже была нема, впрочем, как и раньше. Через их парту, что стояла в крайнем ряду у окна, шел порядочный сквозняк, или же это атмосфера между ребятами стала такой холодной, что стыли даже пальцы ног.

Женька не видел Нику с той сумбурной вечерней встречи в школьном дворе. Он все ждал какого-то знамения, пинка от природы, который придал бы ему направленное ускорение, чтобы разрешить, наконец, эту застарелую ситуацию. Женька стремительно рос и не мог больше втискиваться в мамины крохотные наряды. Но и в брюках еще не чувствовал себя настолько уверенно, чтобы начать с Никой важный разговор. И потому все тянул время, которое и так еле двигалось, сонное от бесконечных зимних сумерек.

Неизвестно, сколько могла бы продолжаться эта душевная дрема и как долго ползли полные бездействия дни, если бы однажды, в морозный выходной, на экране Женькиного айфона не высветился прекрасный лик Николь. Телефон прыгал в руке, а сердце так колотилось между ребрами, что даже пупок ходил ходуном, ладони мигом вспотели, и Ника чуть не выскользнула из пальцев. Женька ухватил ее за ухо и ответил на вызов.

– Привет, Жень! – раздалось непринужденно. – Слушай, мне не нравится, как мы с тобою расстались. Может, поговорим? Я скучаю…

Повисла пауза, за которую Женька стремительно соображал, что же ему делать? Соглашаться на встречу? И в каком виде на нее являться? Или сказать все сразу по телефону? Но тогда он может больше никогда не увидеть Николь.

– Я тоже, – только и ответил он.

– Тогда выходи, встретимся в сквере через полчаса, хорошо?

И не успел Женька скрепить этот разговор согласием, как Ника сбросила вызов. Но телефон был еще теплым и влажным от рук и горячего уха. «Идти или не идти? – думал Женька. – Вот в чем вопрос!» Он зашел в комнату матери, распахнул шкаф, провел рукой по вешалкам, перебирая туго напиханные наряды. Скривил лицо и захлопнул дверцу. Он прошелся по квартире, из спальни через узкую шею коридора в кухню, выхлебал с пол-литра воды и направился обратно. Решения не было. Женька не мог себе и представить, как дальше продолжать комедию, но правда крепко засела внутри, никак не желая выскакивать наружу. Она делала Женькины ноги чугунными, застилала страхом глаза и скребла когтями по голосу, так что тот вырывался изо рта весь сдавленный, скрипучий.

– Я пойду туда! – хрипло скомандовал сам себе Женька.

Остановился посреди коридора, влез в мамино пальто, затем напялил женскую шапку, расшитую сияющими пайетками и, поблагодарив джинсы за их существование, решительно отправился на улицу. Он хотел по пути к скверу все еще раз хорошенько обдумать на свежем воздухе, но лишь только вышел из дома, как последние мысли сразу выдуло пронизывающим ветром, нос склеился, и Женька был вынужден по-рыбьи открывать рот, чтобы хоть как-то насыщать мозг мерзлым кислородом. Даже старушек холод выгнал с привычного поста, двор пустовал, не являя и единого препятствия, не давая отсрочки, а лишь понукая шаг.

Вот уже показался за поворотом узкий язык молодого сквера с робкой порослью коротких деревьев, где боками жались друг к другу деревянные лавки с гнутыми спинками. А мысли так и витали где-то в воздухе. Гуляющих в сквере было немного: выморозило даже самых ответственных матерей с кудрявошубыми детьми. Женька искал глазами Нику, и вот она подскочила с одной из дальних лавочек, побежала ему навстречу. В отороченной мехом дубленочке и дутых сапогах, которые, казалось, пружинят, вознося хозяйку в небо при каждом шаге. Женька кинулся ей навстречу, дрожащий от счастья и нетерпения, хотя еще не совсем понимал, какие слова найдет для признания, но теперь ему стоило лишь расстегнуть пальто и снять шапку, чтобы открыть в себе мужественность.

– Женя, как здорово, что ты пришла! – Ника приникла к нему тонкой фигуркой, щекоча Женькины щеки пушистым воротником. – Я так соскучилась!

– Я тоже…

– А ты неважно выглядишь. – Ника с подозрением вглядывалась в Женькину взрослеющую физиономию.

И он подумал, что вот сейчас, наверное, и есть тот самый миг, которого он ждал все эти месяцы. Миг, когда надо сорвать маску, излить душу, представляя ее обнаженной на суд возлюбленной.

– Все еще сохнешь по Стасу, да? – удрученно спросила проницательная Ника, вновь вешая гири на Женькины воздушные мечты.

Лицо ее теперь было спокойно и безмятежно, она нашла свое объяснение необычной угловатости вдруг подурневшей подруги.

– Нет! – отшатнулся Женька. – Как ты могла подумать?

– Подумайте только! – прогремело вдруг за спиной. – Кто к нам пришел! Какой подарок!

Женьке не нужно было ничего видеть, он затылком узнал Стаса Ищенко. Так значит, эта встреча снова обман? Снова спектакль?

– Какой еще я тебе подарок? – Женька круто развернулся, готовый в тот же миг броситься на Стаса, вымещая все свои прежние обиды.

Но вместо наглой физиономии Ищенко на него смущенно взирал румяный Титяков, которого Стас ловко выпихнул вперед себя. Получилось, что Женька буквально угодил в расставленные для приветственного объятия лапы робкого Мити и, пытаясь как-то выкрутиться, сел в сугроб.

– Это подарок не мне, – елейно продолжал Стас из-за тощей спины Титякова. – Все для Мити. У него сегодня день рождения!

Женька неловко выбрался из сугроба, поправил на голове сияющую шапочку и осмотрелся. Его кругом обступили ребята: горделиво высился Стас, сконфуженно кривил спину Титяков и радостно потирала ручки в теплых варежках Николь.