Незабываемые ночи - Дженнифер Эшли

— Ты умеешь обращаться с парнем, — отметил он.

— Я слишком мягкая для него. Ему нужна твердая рука.

— Но и нежная — тоже, — подчеркнул Мак.

— Я помню утро после нашей свадьбы, когда Дэниел пришел в наш дом на Маунт-стрит и по ошибке принял меня за одну из твоих моделей.

— А я помню, как дал ему затрещину за его нахальство.

— Бедняга, он же не знал. — Изабелла повернулась к перилам, увидела, как разговаривают и веселятся внизу ее гости, и задумалась, почему ей не хочется спускаться к ним. — Ему было всего девять лет, он искал убежища, потому что его опять выгнали из школы и он боялся сказать об этом Кэму.

— Не надо ему сочувствовать. Этот «бедняга» бросил мне в сюртук мышь, чтобы отомстить за полученную затрещину.

— Мне кажется, что вы оба так и не повзрослели.

— А мы повзрослели.

Руки Мака обвили ее талию. Она почувствовала его тепло, турнюр согнулся под тяжестью его тела, и его губы обожгли изгиб ее шеи.

Щедрое суаре, устроенное на Маунт-стрит в прошлую субботу, было несколько омрачено отсутствием лорда. Леди уверяла своих гостей, что его светлость всего лишь немного опаздывает, но в предрассветные часы стало известно, что он отправился в Рим. Может, он не туда свернул?

Февраль 1876 года

— Я должна спуститься вниз.

Изабелла, закрыв глаза, до боли в пальцах сжала перила.

— Они сами себя развлекают. — Мак тихонько покусывал зубами ее шею. — Им и без тебя весело, ты организовала все как надо.

Он прав. Теперь все внимание гостей сосредоточилось на сопрано. Задачей Изабеллы было пробудить интерес к таланту певицы, и она с этим справилась. Теперь можно и за кулисы. Отличный предлог задержаться.

Руки Мака скользили по атласному лифу платья, а память Изабеллы перенесла ее на несколько лет назад и вернула в тот вечер, когда они с Маком устроили первое грандиозное суаре на Маунт-стрит. Тогда они тоже стояли на лестнице, пока гости бродили внизу, сгорая от желания узнать, какие перемены внесла свадьба в холостяцкую жизнь Мака. Изабелла чувствовала себя тогда сумасбродной, безнравственной и дерзкой. Все эти люди, многие из которых были уважаемыми членами общества, понятия не имели, что она стоит в тени наверху, позволяя своему распутному мужу любовно покусывать ее шею.

— Ты по-прежнему носишь ради меня желтые розы, — выдохнул Мак.

— Не обязательно ради тебя, — еле слышно возразила Изабелла. — Рыжие волосы не стоит украшать розовыми цветами.

— Ты всегда носишь то, что тебе нравится, и посылаешь к черту всех своих критиков.

Мак покусывал ей мочку уха, захватив губами сережку.

Как же легко было уступать ему. Позволять ему прикасаться к ней, чтобы она забыла боль и печаль, отчаяние и гнев и жгучее одиночество.

Она уже делала это раньше. Она улыбалась ему и каждый раз принимала его после очередного исчезновения, и у них опять все было хорошо. И даже лучше. Это было счастье. Его трудно было выразить словами, море счастья, которое бушевало в ней с такой силой, что она боялась развалиться под его натиском.

Но потом все начиналось сначала. Почти всепоглощающее внимание Мака уступало место раздражению, несдержанности с обеих сторон. Сначала их ссоры бывали незначительными, потом превращались в громкие скандалы. А потом уязвленный и впавший в тоску Мак ударялся в пьянство и безрассудное поведение, пока Изабелла однажды не обнаруживала, что он снова исчез.

Мак наклонился и снова нежно прикусил мочку уха, и неприятные воспоминания растворились в чувственном восторге. У него были горячие губы, а язык касался именно тех мест, где кожа была наиболее восприимчива к ласкам. Где-то внизу болтали и развлекались гости, даже не подозревая, что на лестнице в тени стоят двое. Мак переместил руку к декольте Изабеллы, и пальцы скользнули внутрь.

Изабелла прижалась к нему, пока его рука легко ласкала грудь, и повернула голову, чтобы Мак нашел ее губы.

Это он научил ее целоваться, показал ей все способы. Свои уроки он начал на холодной террасе ее отца и продолжил их в экипаже по пути в дом епископа. А потом еще, когда они ехали к нему домой и на ее пальце уже красовалось кольцо, надетое им во время церемонии бракосочетания.

Мак отнес ее тогда наверх в свою спальню и показал, что все ее представления о том, что делают в спальне муж и жена, неправильные. Не надо лежать тихо и спокойно, пока муж получает удовольствие от твоего тела, как будто выполняешь «обязанность». Не надо молиться про себя, чтобы это поскорее закончилось. Никакой застенчивости и страха.

Изучая ее тело, Мак прикасался к ней так, как будто она была изящным предметом искусства, и поощрял проявляемый ею интерес. Он был невероятно нежным и любящим, но и неистовым одновременно. Он дразнил ее, заставлял краснеть, учил дурным словам и позволял исследовать свое тело. Мак лишил ее девственности медленно, не спеша, не причинив боли. У него были различные масла, и он пользовался ими, чтобы безболезненно овладевать ею, снимая ее напряжение.

Мак смазывал ими руки, чтобы они скользили по ее телу, и показывал, как Изабелла, в свою очередь, сама может доставить наслаждение ему. Он объяснил, что может получить радость, лежа рядом с ней, но даже не проникая внутрь ее тела, а потом доказал, что и сам может сделать для нее то же самое.

Изабелла влюбилась в его нежность, силу, игривость. Ей нравилось наблюдать, как за мгновение до наступления пика страсти гаснет его улыбка. Она обожала слушать, как он смеется, ворчит. Даже его раздражение, которое через мгновение переходило опять в смех, не досаждало ей.

Изабелла перевела взгляд на дверь своей спальни, что была примерно в пяти футах от того места, где они стояли. Внизу смеялись и разговаривали люди, не подозревая, что они с Маком стоят здесь наверху и его язык обследует влажное тепло ее рта. Ради удовлетворения страстного желания она была готова на все. И спальня была совсем рядом.

Мак прервал поцелуй и отстранился от нее, лишив ее тепла своего тела.

— Нет, — выдохнул он, — этого я не хочу.

— Но ты же хочешь этого, — заморгала ресницами Изабелла.

Внезапный холодок, скользнувший по коже, был как пощечина.

— Чего ты хочешь, — чтобы я тебя поцеловала или чтобы выгнала? Уж будь последовательным, пожалуйста.

— Я хочу все, — с горящим взором ответил Мак и провел рукой по волосам. — Мне не нужны крошки.

— Я не могу дать тебе все, — покачала головой Изабелла. — Не сейчас.

— Я знаю. Но пойми, я хочу, чтобы ты была в моей постели и просыпалась рядом со мной без стыда, без сожалений, не выталкивая меня за дверь, чтобы кто-нибудь не увидел. Мне нужно твое доверие, полное и безоговорочное. И пока я не получу все это, я буду бороться.