Шляпа Ирины. Современный китайский рассказ - Ван Сянфу

Грызун, держа в руках потрёпанную книжечку, осветил её скудным светом керосинки и рассказал нам, что он является отпрыском кадрового работника (его отец занимал пост в гражданской администрации коммуны). Он любил литературу и терпеть не мог точные науки. Сам он не хотел записываться на курсы, но его принудил отец. Однако всё к лучшему, потому что девушка по имени Юэ Юэ, которая ему безумно нравится, тоже здесь. Сегодня он видел её на спортплощадке, она была самой красивой среди всех, с бантиками в косичках. Если он поступит, то хорошо, не поступит, тогда уж посмотрим, но сердце этой девушки ему необходимо завоевать! Очередь дошла до меня, и я сказал: если бы я, как Ван Чуань, был женат, то не пришёл бы сюда; если бы я, как Грызун, ухаживал за какой-нибудь девушкой, то тоже не записался бы на курсы; но у меня за плечами ничего нет, поэтому я здесь.

Договорив, мы подвели итог: самый благородный мотив был у Ван Чуаня. Затем всё уснули. Погружаясь в сон, я прошептал: завтра начнётся новая жизнь.

2

Деревня, где находилась школа, называлась Тапу[13]. Это название произошло от перекошённой кирпичной башни, которая стояла на земляном жертвеннике за деревней. Это была семиэтажная пагода без крыши, говорили, что какой-то небожитель, странствуя по миру, нечаянно смахнул её своим рукавом. Было бы интересно встать на самой верхушке башни и оглянуться по сторонам. Жаль, что ни у кого не возникало таких мыслей. Школа располагалась около пагоды, но отделённая от неё стеной. На западе от башни было кукурузное поле, возле которого протекала небольшая речушка. Многие парни просыпались среди ночи и справляли там малую нужду, безрассудно обрызгивая посевы.

В первый день занятий был урок языка. Прозвенел звонок, в классе воцарилась тишина. Мой сосед по парте, Грызун, толкал меня локтем, показывая, которая из девушек его Юэ Юэ. Она сидела во втором ряду, в косичках были повязаны бантики, а её личико украшал румянец. Она была действительно прекрасна. Грызун попросил меня придумать, как бы ему сесть за одну парту с Юэ Юэ. Я кивнул. В этот момент учитель подошёл к кафедре. Его звали Ма Чжун, и ему было около сорока. У него было вытянутое лицо, и он славился своей мелочностью и язвительными насмешками. Он подошёл к кафедре и на протяжении двух минут молча осматривал каждого ученика. Заметив в первых рядах прошлогодних абитуриентов, которые так и не поступили и остались на второй год, он равнодушно улыбнулся и изрёк:

«Хорошо, хорошо, значит, опять пришли и снова здесь уселись? Господа, которые в прошлом году провалились на экзаменах, обеспечили мне заработок и в этом году. В будущем всё так же надеюсь на вашу заботу».

Он сложил руки на уровне груди и манерно всём поклонился. И смех и грех! Хотя это ехидное замечание касалось определённой группы людей, но на нас теперь тоже распространялся этот злой рок. После этого учитель по-прежнему не начинал урок, он велел мне достать список и сделать перекличку. Услышав своё имя, ученик выкрикивал «Есть!», а Ма Чжун одобрительно кивал головой. По завершении переклички он подвёл итог: «Имена у каждого из вас довольно неплохие!» И только после этого он приступил к занятию, написав на доске три слова: «Осёл из Гуйчжоу»[14]. В этот момент Грызун решил продемонстрировать свои глубокие познания в литературе, потому громко прочёл: «Осёл из Ханчжоу!»[15]. Класс взорвался от смеха. Я заметил, что Юэ Юэ покраснела, и понял, что они действительно друг другу нравятся. После этого Ван Чуань выдвинул критическое замечание по поводу того, что ни у кого не было книг и учебных материалов. Ма Чжун вспылил: «А вы с собой няньку, случайно, не привели?» Тогда в аудитории снова стало тихо, и Ма Чжун начал нараспев рассказывать басню: «Один слишком любопытный человек привёз в Гуйчжоу на лодке осла». Когда он дошёл до сцены битвы между ослом и тигром, с задних парт послышался храп. Ма Чжун прекратил рассказ и начал определять, откуда доносится звук. Всё молча наблюдали за каждым его шагом. Оказалось, что это Мо Чжо заснул прямо на цементной плите. Всё думали, что Ма Чжун снова взорвётся от гнева, но он неподвижно стоял перед мирно спящим учеником и спокойно наблюдал. Мо Чжо внезапно проснулся и, словно переполошённый заяц, уставился на учителя полусонными красными глазами, чувствуя себя неловко. Ма Чжун наклонился над ним и утешительно сказал:

«Спи, спи, хорошенько высыпайся! Председатель Мао говорил: если урок проходит скучно, то ученику разрешается вздремнуть». Затем он выпрямился и продолжил: «Конечно, раз уж у тебя есть право уснуть, то у меня тоже есть право не проводить далее занятие. Я должен признаться, мой уровень невысок и никак не может сравниться с уровнем присутствующих здесь господ. Я больше не буду ничего рассказывать, годится?»

Затем он вернулся к кафедре, взял под мышку план урока, учебники и в страшном гневе покинул класс.

Группа всполошилась и загудела, словно улей. Некоторые отпускали шутки, другие смеялись, а третьи обвиняли во всём Мо Чжо, а он только рассыпался в объяснениях. У него был один недостаток: на новом месте он не мог уснуть первые три ночи, и вчера он целую ночь не сомкнул глаз, поэтому его и одолел сон на уроке. Грызун сказал: «А у тебя немало дурных привычек!» Всё снова рассмеялись. Я попытался навести порядок, но никто не послушался.

Вдруг я заметил, что один-единственный человек не участвует во всеобщем беспорядке, а прилежно учится, опершись на бетонную парту. Это была девушка с короткими волосами, которая сидела вместе с Юэ Юэ. Ей было около двадцати одного года, и на ней была двубортная красная куртка. Она пристально уставилась в книгу и, не обращая ни на кого внимания, тихо читала. Я проникся к ней глубоким уважением: всё шумели, словно лягушки на болоте, а она была примерной ученицей.

Во время обеда Мо Чжо был в плохом настроении, он достал из мешочка, принесённого из дома, пресный хлебец и начал его грызть. Вечером в общежитии он упал на свою спальную подстилку и разрыдался. Я успокаивал его, но он меня не слышал. Рядом сидел, согнувшись, Грызун и что-то писал, он рассердился: «Да ну не ной же ты! Здесь некоторые любовное послание сочиняют!» Но Мо Чжо не унимался и завывал ещё сильнее. Я безрезультатно увещевал его, но затем решил покинуть общежитие и побрёл в сторону кукурузного поля.