Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон

могу утверждать, что он из тех, у кого бывают видения, – вмешался Хагбарт. – И не только во сне.

Присутствующие жрецы, все двадцать, взглянули на него с интересом. На этот раз они не сидели кругом и не устраивали ритуальное ограждение из гроздьев рябины вокруг копья и очага: пока их разговоры велись просто так, не под оком их богов. Однако говорить о признаках святости не запрещалось.

– Откуда ты знаешь? – фыркнул Вальгрим.

– Я видел его в Хедебю. Он сидел на холме рядом с городом, на могильном холме, где похоронен старый король. Мне сказали, что он сам пришел туда.

– Ничего не значит, – сказал Вальгрим.

Он насмешливо процитировал строки одной известной саги:

Сидит ублюдок на кургане,

Пока князья добычу делят.

– Ублюдок он или нет, – продолжал Хагбарт, – но я свидетельствую, что его глаз был широко открыт, он ничего не замечал и не откликался. Когда приступ кончился, я спросил, что он видел, а он ответил, что видел мир таким, каков он есть.

– Как он выглядел, когда у него было видение? – спросил жрец со знаком бога охоты Улля на шее.

– Как он. – Хагбарт показал на самого уважаемого жреца, Виглейка Провидца, который безмолвно сидел у стола.

Виглейк медленно зашевелился.

– Мы должны помнить еще об одном, – сказал он. – О свидетельстве Фармана, жреца Фрейра, нашего брата, пребывающего в Англии. Фрейр говорит – а он человек очень проницательный, – что две зимы назад побывал в лагере Рагнарссонов в поисках нового знания, пытаясь понять, может ли среди отродья Локи оказаться тот, кого мы ждем. Он видел ученика Торвина, которого ныне зовут королем Шефом, – в отличие от большинства норманнов, Виглейк способен был произнести начальное «ш» в имени Шефа, – но ничего не знал о нем, считая его просто беглым английским трэллом. Однако на следующий день после великой битвы с королем Ятмундом его тоже посетило видение, при дневном свете. Видение кузницы богов. Там он увидел ученика Торвина в обличье и роли Вёлунда, хромого кузнеца. И Один говорил с Шефом. Впрочем, Фарман сказал мне, что Один не взял того под свою защиту. Поэтому Вальгрим, как жрец Одина, может быть прав, что боится этого человека. Могут существовать другие замыслы, не только замыслы Одина.

Грудь Вальгрима распирало бешенство, чему причиной были дерзость в адрес Одина и одно только предположение, что жрец этого бога способен кого-то бояться. Но он не осмеливался возражать Виглейку. Среди жрецов, которые собрались в святилище со всей Норвегии и из других Скандинавских стран, было больше таких, кто слышал о Виглейке Провидце и ничего не знал о Вальгриме Мудром – мудром в смысле искушенности в делах королей и в ремесле правления. Одна из этих премудростей требовала хранить молчание, пока не настанет время.

– Возможно, мы получим указания, – примирительно произнес он.

– От кого? – спросил жрец из Ранрике, что далеко на севере.

– От нашего священного круга, когда придет время собрать его.

– А еще, – сказал Виглейк, – если повезет, то и от короля Олафа. Он самый мудрый из земных королей, хотя и не самый удачливый. Я предлагаю пригласить его, пусть сидит рядом с кругом. Он не тот, кого мы ждем, хотя когда-то мы думали, что он может быть им. И все-таки, если кто и сумеет распознать подлинного короля, так это Олаф.

– Я-то думал, что Олаф Альв Гейрстадира уже умер, – шепнул жрец из Ранрике своему земляку.

* * *

Вымытый с головы до ног в огромном ушате горячей воды, с волосами, коротко остриженными и многократно промытыми щелоком, Шеф осторожно прошел по насту за ограду. Его одежда была выброшена, ее сменили сорочка из конопли, плотные подштанники из шерсти, толстая шерстяная рубаха и штаны. Плащ из шкуры белого медведя отобрал Бранд, пригрозив, что, найдя в нем вошь, тут же отправит Шефа за другим медведем, но взамен дал плащ из парусины. На руках Шефа снова сияли его золотые браслеты, хотя он отказался водрузить на стриженую голову королевский венец. По снегу он шлепал позаимствованными у Гудмунда толстыми зимними сапогами с тряпичными портянками. Несмотря на мороз и снег, Шеф впервые за много дней согрелся.

Крошка Удд, железных дел мастер, семенил рядом с Шефом. Когда после короткого совещания с Брандом Шеф приветствовал Квикку и остальных своих верных товарищей, передал им с рук на руки недоверчиво хмурящегося Карли, наказав относиться к нему как к новому, но полезному члену команды, он заметил, что в сторонке стоит Удд и, как всегда, держит язык за зубами. Удда замечали только тогда, когда он имел что-нибудь сообщить или показать. Обычно это было как-то связано с металлом. Вспомнив услышанный на пристани шум кузни, Шеф похлопал Удда по плечу, напоследок велел Карли хорошо себя вести и вышел на улицу вслед за Уддом. Квикка и другие бывшие английские рабы, занесенные судьбой в эту неизведанную северную страну, тут же захлопнули дверь, заткнули все щели и, сгрудившись вокруг очага, вернулись к своему обычному занятию – впитывать как можно больше живительного тепла.

Удд направился не к тому месту, откуда неслись привычные звуки кузницы, а к маленькой лачуге, стоящей на отшибе. Позади них на дороге вдруг возникла фигура, несущаяся со скоростью, человеку недоступной. Шеф отскочил и схватился за меч и успел лишь увидеть, как фигура стремительно пронеслась вниз по склону.

– Что это было?! – опешил он. – На коньках? С холма по снегу?

– Они называют это лыжами, – ответил Удд. – Или снегоступами. Деревянные дощечки, привязываются к ногам. Тут все на таких катаются. Странный народ. Но посмотри сюда.

Он распахнул дверь и провел Шефа в пустой сарай.

Шеф первое время ничего не мог разобрать в темноте. Потом Удд распахнул ставни, и показалось лежащее посередине огромное каменное колесо. Когда взгляд привык к полумраку, Шеф понял, что это два колеса, одно на другом. Какая-то машина.

– Для чего это? – спросил он.

Удд приподнял люк, показал на канаву под сараем:

– Когда снег тает, здесь течет ручей. Видишь там колесо с лопатками? Вода течет, вращает колесо. От него крутятся жернова наверху. В них вырезаны канальцы. Сыплешь зерно, оно мелется.

Шеф кивнул, вспомнив, как старуха монотонно толкла зерно в дитмаршенской хижине, – нескончаемая работа, которую воины ненавидят.

– Работает гораздо быстрее, чем женщины со своими ступками и пестиками, – добавил Удд. – Про них теперь и забыли. Говорят, эта штука мелет столько же зерна, сколько сорок женщин. Народ из города приходит и платит жрецам за помол.

Шеф снова кивнул, соображая, как бы монахи святого Иоанна или святого Петра обрадовались такой прибавке к своим