Проклятие демона - Роберт Энтони Сальваторе

— И мое тоже, — сказал настоятель Браумин.

Окружавшие его монахи беспокойно задвигались, ошеломленные поведением своего настоятеля. Затем Браумин заявил, что, прежде чем допустить Джилсепони в монастырь, ее должны будут подвергнуть обследованию. Герцога Тетрафеля они не пустят внутрь ни в коем случае, поскольку знают о его болезни.

— Мы встретимся у ворот, — пояснил настоятель, — по обе стороны цветочного кордона, который братья соорудят внутри сторожевого домика.

— Герой во всем и до конца, — пробормотал герцог Тетрафель, постаравшись, чтобы и Джилсепони услышала его слова.

Впрочем, такое место встречи ее очень устраивало.

— Всем оставаться на местах, — приказал Тетрафель, обращаясь к солдатам и жителям.

Герцог шумно втянул в себя воздух и вместе с Джилсепони и Дейнси направился к воротам Сент-Прешес. Спустя некоторое время, когда монахи разместили цветы в коридорчике сторожевого домика, ворота отворились.

Рядом с настоятелем Браумином стояли Виссенти, Талюмус и Кастинагис.

Теперь уже Джилсепони глотнула воздух. Наступал момент, от которого зависит то, как повернутся дальнейшие события.

Джилсепони рассказала им обо всем. О том, как Роджер привез безнадежно больную Дейнси в Дундалис, как затем она вместе с Дейнси и Смотрителем отправились в Барбакан. Джилсепони рассказала о призраке Ромео Муллахи (здесь брат Виссенти даже боязливо вскрикнул) и о втором чуде, произошедшем на Аиде.

— Я тоже поцеловала руку Эвелина, — закончила свой рассказ Джилсепони. — Теперь мне не страшна розовая чума.

Магистр Виссенти воспринял ее слова с радостью, брат Талюмус — с надеждой, брат Кастинагис — с заметной долей скептицизма. Отношение настоятеля Браумина, которое он скрывал за дружеской улыбкой, на самом деле было более чем скептическим. Зато Тетрафель оживился, воспламененный появившейся надеждой.

— Ты — мой ангел-спаситель, — сказал он Джилсепони, беря ее руку. — Теперь ты изгонишь эту нечисть из моего тела!

Джилсепони попыталась объяснить ему, что сама не может окончательно излечить от чумы ни его, ни кого-либо другого.

— Чума не всегда приводит к смерти, — вмешался настоятель Браумин.

Судя по его тону, он не считал «откровения» Джилсепони чем-то особо выдающимся и чудесным.

— Люди излечивались от чумы, хотя такие случаи редки, — продолжал настоятель.

— Тогда почему же вы прячетесь за стенами? — резко спросил герцог Тетрафель.

— Древние песни не лгут: удается излечить одного из двадцати заболевших, — спокойно ответил Браумин. — И один из семи монахов, проводящих лечение, непременно заболевает сам. Мы прячемся потому, что эти цифры, известные из трагедии прошлого, вынуждают нас к этому.

Тетрафель дрожал. Казалось, он вот-вот взорвется гневной тирадой.

— Но положение изменилось, — вмешалась Джилсепони. — Сама я так и не смогла помочь Дейнси. Я делала одну попытку за другой и неизменно терпела поражение.

— Возможно, твои действия все же оказались более успешными, чем ты думаешь, — предположил Браумин.

Едва услышав его первые слова, Джилсепони замотала головой.

— Я ничего не добилась, кроме того, что заболела сама. Но сейчас я совершенно здорова, и чума никогда уже не проникнет в мое тело, потому что оно очистилось кровью Эвелина. И это правда, настоятель Браумин. Источник исцеления существует, хотя и находится далеко отсюда, в Барбакане. Там больные, которые сумеют дожить до конца путешествия, получат исцеление, а здоровые — надежный щит против чумы.

Теперь уже Браумин недоверчиво покачивал головой, что заставило Джилсепони говорить с еще большим пылом.

— Ты сомневаешься, как сомневались многие, слушавшие твой рассказ о первом чуде на Аиде, — напомнила она настоятелю. — Я говорю о призраках и о крови, сочащейся с ладони давным-давно высохшей руки. Я говорю о чудесном исцелении Дейнси, которая уже шла по мрачной дороге смерти.

Джилсепони замолчала, глядя исключительно на Браумина. Она шагнула вперед, не замечая, что ступила в цветочный кордон.

— Ты давно знаешь меня, Браумин Херд. Ты знаешь, кто я. Ты знаешь о моих достоинствах и недостатках. Но я никогда не давала кому-либо ложных надежд.

— Колокол! Колокол! — раздался громкий крик, эхом отозвавшийся по всему монастырю. — Колокол! — снова крикнул возбужденный молодой монах, наконец-то разыскавший настоятеля.

— Настоятель Браумин, колокол! — запинаясь, повторял монах, указывая в сторону центральной колокольни.

— Что случилось, брат Диссин? — строго спросил Браумин, опуская руки на его плечи и пытаясь успокоить монаха.

— Колокол! — в очередной раз произнес Диссин, по щекам которого катились слезы. — Ты должен видеть это сам!

Из глубины монастыря донеслись другие крики:

— Знамение! Чудо!

Кастинагис, Талюмус и Виссенти бросились к колокольне. Браумин повернулся и увидел, что Джилсепони и двое ее спутников смело пересекли цветочный кордон. Настоятель попытался их задержать и вдруг обнаружил, что не в состоянии этого сделать. К своему удивлению, он почувствовал: случилось действительно нечто чрезвычайное, чего он не мог и не имел права отрицать.

Вместе со всеми Браумин устремился к монастырю, миновал несколько лестниц и коридоров и, наконец, оказался у лестницы, ведущей на колокольню. На винтовой лестнице было полно монахов, настолько возбужденных и ошеломленных, что они даже не заметили, как вместе с ними бежит больной герцог Тетрафель.

Одолевая один вираж лестницы за другим, Браумин выбрался на площадку, откуда был отчетливо виден главный колокол монастыря Сент-Прешес. В него ударила рукотворная молния, возвещая о прибытии Джилсепони в Палмарис.

На потемневшей стенке старого колокола, словно вырезанное огненным резцом, запечатлелось изображение поднятой руки, обхватившей лезвие меча.

Браумин раскрыл от изумления рот. Затем повернулся к Джилсепони.

— Как тебе удалось… — начал спрашивать он и вдруг увидел, что Джилсепони ничуть не меньше его поражена увиденным.

Он устал. Он давно не мылся, но на это сейчас не было сил. Если чума еще не проникла в его тело, то, скорее всего, это ненадолго. Но у брата Холана Делмана и в мыслях не было оставить борьбу с чумой. Ни в коем случае, когда видишь, сколько людей умирает под стенами Сент-Бельфура.

Об этом не помышляли ни настоятель Хейни, ни другие монахи, оставшиеся здесь после того, как было решено открыть монастырские ворота. Трое братьев скончались в ужасных мучениях, заразившись во время своих безуспешных попыток помочь заболевшим. До сих пор монахам так и не удалось никого вылечить, хотя их героические попытки помочь продлили жизнь многим людям.

Но даже этот факт не мог остановить Хейни, Делмана и их собратьев. И принц Мидалис, питая неизменные дружеские чувства к простым людям, не желал прятаться в своем небольшом дворце на территории крепости Пирет Вангард. Как и монахам, ему было невыносимо слышать крики умирающих.