Женщины Девятой улицы. Том 2 - Мэри Габриэль

Перед тем как заявиться в «Красный дом» в надежде на «спарринг» с Элен, Джексон пил джин в коттедже под названием «Босси Фарм», который Джоан, Мими Шапиро и Пол Брэч снимали на паях тем летом неподалеку от дома Поллоков. «Мы чувствуем себя почти ответственными [за состояние Джексона]», — признавалась позднее Мими в разговоре с Грейс[2061]. Джоан приехала туда только в третью неделю июня, уже после происшествия в «Красном доме»[2062]. В прошлом году частью троицы, поселившейся в «Коттедже с розами», был Майк, но в этом сезоне Джоан приехала одна. Она заняла утятник за главным домом. Здешний пейзаж — поля, усеянные полевыми цветами, в окружении деревьев — заставил сердце Джоан забиться учащенно, а ее руки — потянуться к кистям и краскам. С любимым пуделем Жоржем у ног, музыкой Баха, порцией джина в руке и маленьким синим автомобилем поблизости, позволявшим сбежать когда угодно, Джоан начала писать[2063]. Но ее преследовало неприятное ощущение беспорядка, нахождения не на своем месте. «Я чувствую себя, будто оказалась на самом краю своей жизни, и мне бы ужасно хотелось вернуться назад, в ее центр», — писала она Майку[2064].

Джоан ощущала себя нелюбимой и одинокой. Ее отношения с Майком к этому времени перешли в стадию практически непрерывного антагонизма. Ранее в том же году Майк познакомился на костюмированной вечеринке, которую давал Ларри, с драматургом и поэтессой Банни Лэнг. Через очень короткое время пара решила пожениться[2065]. Джоан претила сама идея моногамии, и брак с Майком ее никогда не интересовал, но она признавалась матери, что мечтает «родить одного маленького ребеночка»[2066]. Неясно, представляла ли она в роли отца Майка, но его публичное выражение своей привязанности к другой вдруг пробудило в Джоан интерес к бывшему любовнику. Это довольно сильно напоминало ее реакцию на отношения Барни и Лоли.

В сущности, все то лето Джоан так или иначе сталкивалась с досадными напоминаниями об идиллической на первый взгляд новой жизни Барни. Они с Лоли купили в Ист-Хэмптоне по соседству с Кастелли бывший дом Мазервеллов, который вскоре стал еще одним центром общения местной творческой публики. «Мы тогда оказались в самом сердце потрясающей светской жизни, — вспоминал Барни десятилетия спустя. — Со мной никогда не случалось ничего подобного ни до, ни после. Все было не совсем как в “Кедровом баре”. Собиралась такая публика, как если бы “Кедровый бар” поднялся на пару уровней в отношении ярких личностей»[2067]. Джоан давно уже перестала притворяться, что заинтересована в роли супруги Барни. Однако это ничуть не умаляло страданий, которые она испытывала, разговаривая с бывшим мужем о его успехах на работе, в частности о недавнем подписании контракта на публикацию Беккета, или слыша, как он нахваливает свою судьбу[2068].

А еще, видя вокруг все эти счастливые пары, Джоан ужасно боялась потерять своего любимого поэта, Фрэнка. Банни Лэнг еще в 1949 г. в Гарварде была первой женщиной О’Хары. Теперь же он воспылал любовью к Майку[2069]. В глазах Джоан Майк, Банни и Фрэнк образовывали треугольник, излучавший творческую силу и мощную сексуальность, куда ее не пускали. В одном письме, которое она назвала «посланием из утятника», Джоан сказала Майку: «Я хотела бы, чтобы ты любил меня либо уничтожил, но не оставлял покалеченной, как какое-то полураздавленное насекомое»[2070].

Банни вряд ли понравилась бы Джоан, даже если бы они встретились при других обстоятельствах, но в глубине души эта женщина, вполне возможно, восхищала художницу своей эксцентричной силой и независимостью. Младшая из семи сестер Вайолет Рэнни Лэнг родилась в бостонском районе Бэк-Бэй. Ее семья не желала расставаться с аристократическими замашками, в то время как средств, необходимых для соответствующего образа жизни, заметно не хватало[2071]. Возможно, именно из-за принадлежности к семейству, которое притворялось тем, чем на самом деле не было, у Банни развилась непомерная любовь к театральности. Она не одевалась, а носила костюмы: парики; поддельные кудри разных цветов; накладные ресницы; искусственные ногти; театральный грим; мужские хлопковые фуфайки или свитера; рваные синие кроссовки, из которых торчали накрашенные ногти, и старый плащ, бывший когда-то белым, но «испачкавшийся до коричневого», и такой изношенный и потертый, что он совсем не защищал от дождя. В некоторые дни под тем же тренчем она могла носить вечернее платье без бретелек или едва прикрывавшую наготу сорочку[2072]. Банни была «довольно приземистой, с плотным, белым, тяжелым телом, с широкими кистями рук и короткими пальцами… И было что-то удивительно детское в ее полных надутых губах и в расположении круглых глаз», как писала подруга и биограф Банни Элисон Лури[2073]. Она добавляла: «Общаться с Банни было все равно что пить алкоголь: вслед за радостным возбуждением наступают разрушительные последствия»[2074].

Отучившись в Чикагском университете и отслужив во время войны в Канадском женском армейском корпусе, к 26 годам Банни имела произведения, опубликованные в журнале Poetry, который издавала мать Джоан, и в Chicago Review[2075]. В 1950 г. она стала единственной женщиной в авангардном «Театре поэтов» в Кембридже[2076]. Понимая, что на сцене ролей для нее было немного, Банни сосредоточилась на драматургии. А чтобы зарабатывать на жизнь, бралась за самую разную работу, которая удовлетворяла ее театральным наклонностям. Используя вымышленные имена и наряжаясь в соответствующие костюмы, она устраивалась то журналистом, то свадебным распорядителем, а то и хористкой в кабаке[2077]. В январе 1954 г. женщина приехала в Нью-Йорк, где в «Театре художников» Джонни Майерса ставили ее пьесу «Пожарный выход». Банни поселилась у Фрэнка О’Хары на 49-й улице, где и познакомилась с его друзьями[2078]. Одним из них был Майк, с которым они вскоре стали любовниками[2079]. В марте Банни вернулась домой в Бостон и объявила, что намерена переехать в Нью-Йорк и выйти замуж за еврея-художника, который работает на коробочной фабрике[2080]. Готовясь к роли жены, она писала Майку: «Ты будешь мной очень доволен, я стану для тебя счастьем и радостью. Я буду содержать твою ванную комнату в безупречной чистоте, а морозильник — всегда заполненным замороженными фруктами с бренди»[2081].