О психологии западных и восточных религий (сборник) - Карл Густав Юнг

тепла и света, несомненное средоточие зримого для нас мира. Как податель жизни, оно всегда и повсюду воображалось либо как само божество, либо как его образ. Даже в мире христианских представлений это излюбленная allegorie Christi (аллегория Христова). Вторым источником жизни, особенно в южных краях, считается вода, играющая заметную роль в христианских аллегориях — вспомним, например, четыре райских реки или те воды, что текут из-под порога храма (Иез. 47:1). Эти воды уподобляли крови, стекающей по боку Христа. В этой связи упомяну также о разговоре Христа с самаритянкой у колодца (Ин. 4:5 и далее) и о реках живой воды от «чрева Христова» (Ин. 7:38). Медитация о солнце и воде наглядно пробуждает такие и сходные с ними смысловые связи, а медитирующий движется от видимых явлений к их подоплеке, то есть к скрытому за объектом медитации духовному смыслу. Тем самым он переносится в область психического, где солнце и вода утрачивают свою физическую предметность и становятся символами психических содержаний, а именно, образами источников жизни в индивидуальной психике. Наше сознание ведь не творит само себя, оно поднимается на поверхность из неведомых глубин. Оно постепенно пробуждается у ребенка — и каждое утро вырывается из пучины сна, то бишь из бессознательного состояния. Оно подобно ребенку, который ежедневно рождается из материнского лона бессознательного. При тщательном изучении бессознательных процессов мы понимаем, что сознание не просто находится под влиянием бессознательного, но непрерывно исходит из него посредством бесчисленных спонтанных представлений и проблесков мысли. Медитация о солнце и воде тем самым оказывается чем-то вроде спуска к душевным истокам, даже к самому бессознательному.

936 Тут дает о себе знать различие между восточным и западным духом. С этим различием мы встречались ранее, когда описывали алтари — вознесенный над землей и скрытый в земле. Запад всегда ищет возвышения, а Восток стремится к погружению и углублению. Внешняя действительность с ее телесностью и весомостью кажется европейцу куда более живой и требовательной, чем индийцу. Поэтому первый ищет способы вознестись над миром, а второй охотно возвращается к материнским недрам природы.

937 Вот почему христианское созерцание, примером которого служат те же «Духовные упражнения» Игнатия Лойолы, стремится уловить священный лик во всей его конкретности, всеми органами чувств, а йогин уплотняет измысленную воду сначала в лед, затем в ляпис-лазурь, творя прочное «основание», как он сам выражается. Из своего взгляда на мир он, так сказать, создает твердое тело, придавая внутреннему, а именно образам своего душевного мира, сугубую реальность, что замещает внешний мир. Сначала он видит только зеркальную голубую поверхность, схожую с поверхностью озера или океана; это и в сновидениях европейцев излюбленный символ бессознательного. Но за зеркальной поверхностью вод обнаруживаются неведомые глубины, темные и таинственные.

938 Как говорится в тексте, голубой камень прозрачен, а взгляд медитирующего пробивается в пучину душевных тайн. Там он усматривает ранее невиданное, то есть бессознательное. Подобно тому, как солнце и вода суть физические источники жизни, в качестве символов они выражают важнейшие тайны бессознательной жизни. В стяге, символе, увиденном йогином сквозь ляпис-лазурь, улавливается образ чего-то, ранее непознанного и явно лишенного формы; это источник сознания. Посредством дхьяны, через погружение и углубленное созерцание, бессознательное уверенно приобретает зримый облик. Словно свет сознания прекращает высвечивать предметы чувственного мира и начинает светить в темноту бессознательного. Вместе с угасанием чувственного мира и всякой мысли о нем внутреннее бытие проступает все отчетливее.

939 Здесь восточный текст совершает скачок через психическое явление, неизменно затрудняющее европейцам понимание. Когда европеец пробует изгнать все мысли о внешнем мире и очистить свой дух от всего стороннего, он сразу становится добычей собственных субъективных фантазий, которые не имеют ничего общего с образностью нашего текста. Фантазии не пользуются доброй славой, они считаются дешевыми, ничего не стоящими, а потому отбрасываются как бесполезные и бессмысленные. Это клеши, беспорядочные и хаотичные силы влечений, которые как раз и призвана «обуздать» йога. Ту же цель преследуют «Духовные упражнения», и оба способа предоставляют медитирующему объект созерцания, на котором он мог бы сосредоточиться, чтобы исключить полагаемые бесполезными фантазии. Оба способа, восточный и западный, стремятся к цели прямым путем. Пока упражнения в медитации выполняются в строгих рамках той или иной церкви, я не ставлю под сомнение их результат. Но за церковными пределами, как правило, ничего не получается, либо результаты откровенно печалят. Через пролитие света на бессознательное человек исходно попадает в область хаотичного личностного бессознательного, в котором содержится все то, что хотелось бы забыть, в чем никак нельзя признаться себе или кому-то еще, что вообще отрицается. Наилучшим выходом поэтому будет по возможности не заглядывать в этот темный угол. Понятно, что любой, ступивший на этот путь, не сумеет все же пройти мимо — и не обретет того, что сулит йога. Лишь тот, кто прошел сквозь эту темноту, вправе надеяться на дальнейшее продвижение. Я принципиально против некритичного принятия европейцами йоги, поскольку слишком хорошо знаю, что с ее помощью они надеются избежать собственных темных углов. Но такое предприятие совершенно бессмысленно и попросту бесполезно.

940 Здесь заключается и глубинная причина того, почему на Западе, не считая узкой области иезуитских «Упражнений», не появилось ничего сравнимого с йогой. Мы испытываем бездонный страх перед чудовищностью нашего личностного бессознательного. Потому европеец предпочитает советовать другим, что надо делать, но ему и в голову не приходит, что улучшение целого начинается с отдельного человека — с него самого. Многие даже считают, что заглядывать внутрь себя самого крайне неприятно, что это вызывает меланхолию, как уверял меня некогда один теолог.

941 Было сказано об отсутствии у нас чего-либо сравнимого с йогой. Это не совсем верно. В соответствии с европейскими предрассудками у нас развилась медицинская психология — именно она имеет дело с клешами. Мы называем ее «психологией бессознательного». Это направление, проложенное Фрейдом, признает значимость теневой стороны психики и ее влияния на сознание, но оно путается в определениях и способах. Психология эта занята именно тем, что молчаливо опускается нашим текстом, полагается давно уже пройденным. Йога отлично знакома с миром клешей, но в силу привязанности к природному не знает того морального конфликта, который для нас олицетворяется в клешах. Моральная дилемма отделяет нас от нашей тени. Индийский дух вырастает из природы, а наш дух природе противостоит.

942 Основание ляпис-лазури для нас не прозрачно как раз потому, что нам сначала требуется ответ на вопрос о природе зла. Ответ дать можно, но только без плоско-рационалистических доводов или интеллектуальной болтовни. Достойным ответом может стать моральная ответственность индивидуума,