Запрещённый приём - Лорел Гамильтон

пройти так, чтобы он в нее не врезался, но я знала, что он к ней не прикоснулся. Вот дерьмо. Теперь, когда Бобби был в безопасности, она решила, что сладкая ловушка для Олафа вновь стала актуальна?

Олаф замер рядом с наружней дверью. Кастер и Миллиган стояли в одной части комнаты, слегка расслабив руки, ногами же они напряглись так, словно собирались пустить первую кровь. Энергия Олафа вспыхнула жаром через все помещение, так что моя львица начала принюхиваться, втягивая носом горячий запах его льва. В напряженный воздух пролился запах волка и гиены, но наши волки дома пахли иначе. Они были родом из густых, вечнозеленых лесов, где почва укрыта листьями под прохладной сенью деревьев. Этот волк пах пустыней — выжженной и сухой. У гиены был похожий запах, как будто они были земляками — впрочем, так и было. На Миллигана и Кастера напала одна и та же стая вервольфов на Ближнем Востоке, и в этой стае была как минимум одна полосатая вергиена, в то время как стандартный вид для этого верживотного был пятнистым (пятнистые гиены родом из Африки, а полосатые также обитают в Азии — прим. переводчика).

— Теперь, когда ты спасла ему жизнь, мы можем, наконец, обсудить другие вещи. — Произнес Олаф.

Хотелось бы мне сказать, что я понятия не имела, о чем идет речь, но он уставился на меня, опустив очки достаточно низко, чтобы я увидела, что глаза у него горят оранжевым, и моя львица скользнула вперед. Она глубоко втянула его запах и очень серьезно подумала о том, что нам пора было решить, кто он для нас — убийца львят или претендент на место нашего короля. Я сосредоточилась и постаралась мысленно объяснить своей львице, что дома меня ждет достаточно королей. Рядом с ней в темноте стоял кто-то еще. Он был огромен — даже по сравнению с ней, и у него была густая темная грива. Моя львица отлично знала, чего она хочет, и все, что ей было нужно от меня, это чтобы я решила, способен ли большой парень, стоящий в дверях, исполнить ее желание.

Олаф втянул запах, которым наполнилась комната.

— Где здесь лев? Я чувствую его.

Я уже открыла рот, чтобы объяснить ему, что это была я, но меня опередил голос в дверях позади Олафа:

— Прямо за тобой.

Это был Никки.

73

— Не ты тот лев, которого я чувствую. — Ответил Олаф, поворачиваясь так, чтобы одновременно следить и за Никки, и за двумя «котиками».

Теперь настала очередь Никки вскинуть подбородок и глубоко вдохнуть воздух, заполнивший комнату. В движении Олафа не было ничего человеческого, как, впрочем, и в движении Никки. Когда это сделал Олаф, я насторожилась, но не тогда, когда это сделал Никки. Его-то я любила, а Олафа я, вроде как, боялась, из-за чего могла судить предвзято. Странно, но как только я это поняла, мне стало легче с ними обоими. Или, может, просто моя львица не хотела на них злиться. В этой комнате были два крупных самца, которые могли воплотить в реальности ту тень, которую она создала внутри меня. Она так уже делала — словно показывала мне свое желание.

Смешок, сорвавшийся с губ Никки, больше напоминал рык, нежели веселую ухмылку.

— Я уже чувствовал этого льва раньше.

— Кто это? — Спросил Олаф. Его голос стал ниже от того, что поднялся его зверь.

— Следуй за запахом. Поймешь.

Олаф вновь вскинул голову, но на этот раз немного приоткрыл губы, как будто мог зачерпнуть запах ртом, как это делают при флемене (движение, при котором некоторые млекопитающие оттопыривают губы для того, чтобы уловить запах — прим. переводчика) настоящие львы: самцы таким образом выискивают самок во время течки. В человеческой форме у Олафа не было необходимого для этого органа — ни за губами, обрамленными усами и бородкой, ни внутри головы. Человеческий мозг не очень-то приспособлен для того, чтобы распознавать запахи. Даже если мы их чувствуем, то не всегда можем понять, что именно мы унюхали. Чертовски многим мы пожертвовали для прокачки мозга в угоду зрению и абстрактному мышлению.

Олаф двинулся вглубь комнаты, все еще принюхиваясь в абсолютно нечеловеческой манере. Я начала отступать к клеткам. Мне нужно, чтобы Ледук вернул Бобби в камеру, тогда остальные из нас смогут уединиться и обсудить проблемы моей львицы. Как только я попыталась отступить, крупный самец внутри меня издал кашляющий рык, который прокатился по мне так, что я пошатнулась. Я попыталась ухватиться за что-нибудь и вцепилась в чужую руку. Энергия скользнула по моей ладони, успокаивая мою львицу. Я знала, чья рука меня успокаивает, еще до того, как увидела Эйнжел.

Они притянула меня к себе, придержав свободной рукой за щеку, чтобы мы смотрели друг другу в глаза. Для остальных это могло выглядеть как прелюдия к поцелую, но таким образом Эйнжел успокаивала моих внутренних зверей. Первым исчез лев, потому что он был не слишком реален. А вот моя львица зарычала в ответ на успокаивающую энергию Эйнжел. Она не хотела, чтобы ее успокаивали. Она хотела воплотить того зверя, которого создала внутри меня, и буквально в шаге от нас как раз стояли два претендента на эту роль. Однако Никки был вне игры, потому что он был моей Невестой. Это компрометировало его в метафизическом плане и означало, что ему никогда не стать львом моего зова в том смысле, в каком был леопардом моего зова Натэниэл, так что в этом помещении оставался всего один лев, который был интересен моей львице.

Эйнжел прижалась своим лбом к моему, потому что контакт кожи с кожей всегда усиливал метафизические способности. Моя львица рыкнула и прыгнула вперед, выпустив когти. Я вздрогнула в руках Эйнжел. Она обняла меня крепче, пока я сопротивлялась ощущению фантомных когтей, которые пытались разорвать меня изнутри. По-настоящему серьезных травм мои внутренние звери ни разу не причиняли, но были те секунды и даже минуты, когда мое тело еще не успевало понять, что его на самом деле никто не ранит.

— Маршал, вы там в порядке? — Поинтересовался Ледук со стороны клеток.

Мне пришлось вдохнуть через боль, чтобы ответить ему:

— Ага, просто… в порядке я.

Брукс двинулась вперед, чтобы отвлечь Ледука. Она достаточно времени проводила среди оборотней, чтобы распознать проблему, когда видела ее. Она начала спорить с шерифом о том, что Бобби должен выйти на свободу сейчас же, под ее ответственность, что было смешно и не имело под