Люболь. Книги 1-4 - Вера Авалиани

указал на плейер с диском эротического рэпа, с которым заявился в кабинет к врачу.

– Почти, – нехотя подтвердил эксперт, – нейролингвистическое программирование, смешанное с дорожкой для озвучки порнографических фильмов.

Не зная секрета производства музыки, сексопатолог почти угадал «рецепт музыки страсти».

А Седой, как и до этого Лари, нутром почувствовал, что на этом можно делать деньги. Причем, легально. Порно-музыка, как он ее окрестил, – отдельный жанр от кино, никем она пока не запрещена, никакими законами не ограничена! Может, потом спохватятся, но не сразу.

Седой решил сам сходить на премьеру фильма. А также, вернувшись «на хату», велел разыскать координаты автора музыки. Говорят, он иностранец. Удастся ли на него надавить эффективно? Разве что телку его похитить и отпустить, когда эксклюзив с порно-студией Седого подпишет?

Соня с Клодом тем временем и не подозревали о назревающей опасности. Они, мирно позавтракав, пошли на примерку своих нарядов для кинопремьеры пешком.

Миша уже настроился на сбор необходимых атрибутов для сдвоенного дня рождения – свадьбы. Глаза у него горели, в голове роились идеи. Похоже, он неожиданно обнаружил в себе талант распорядителя праздников. Даже подумывал, не открыть ли ему позже фирму. Все же два его теперь хороших знакомых имели супермаркет и ресторан. Пусть и небольшие. Осталось только завязать связи с каким-нибудь кондитером – и можно приступать.

Торта на торжества требовалось два: один для свадебного стола на крыше, другой – для именинника за столом в холле. Миша уже предполагал, что всем им придется несколько дней доедать из холодильника куски то белого, то шоколадного чуда. И старался не набирать другие продукты с запасом, чтобы они после застолья закончились. Он задумался о дозах, которые может вместить в себя каждый из гостей, высчитывал и умножал на суммы, требуемые для закупки. При этом Фредик сидел у него на шее в самом прямом смысле этого слова.

Миша так привык к мальчишке, что он словно был его третьей рукой или ногой. Во время напряженной бухгалтерской работы он, бывало, отвлекался на то, чтобы встать и попрыгать с «грузом» на загривке.

– Миха, а ты хочешь быть лошадкой? – с умиляющей серьезностью спрашивал малыш, нагнувшись к уху.

– Хочу – не хочу, а для тебя буду, – обещал здоровяк. И тут же прыгал, высоко задирая колени с криками «ого-го» и «цок-цок-цок».

– А машинкой ты хочешь быть больше, чем лошадкой? – не унимался «наездник».

– Машинка сломалась.

– А почему?

– Потому что на карачках не виден калькулятор и трудно делать смету на праздник.

– Давай я тебе помогу, – малыш даже попытался соскользнуть с шеи с благородной целью побарабанить по клавишам калькулятора.

– Мне понравилась твоя идея, которую ты высказал Махмуду. Помнишь, за все по рублю платить – и считать проще. Но Махмуд от нее пришел в ужас.

– В ужас?!

– Ну, испугался.

– Он не любит рубли? – в голосе мальчика послышалось патриотическое возмущение.

– И цифру один – тоже не любит.

Родители подрастающего финансового гения уже прошлись по набережной, обнявшись и подставляя лица воздуху, пахнущему цветами и морем. Солнце время от времени протиралось «спонжиками» облаков и тогда сияло еще ярче.

Соня почти повисла на Клоде, так ей хотелось показать, что он – ее, а она – его. Хотя народу прогуливалось мало – не сезон. Но самые умные были уже на побережье. Им нравилась свежесть красок весны даже больше припыленной сладости лета. И пока толпы не было, все друг друга замечали и отмечали.

У Карла в ателье склонились над машинками три женщины. Все они были не турчанками, но и не русскими. Видимо, беженцы из тех стран, на которые распалась бывшая Югославия. Они лишь приподняли глаза, поглядев на дверь. А Карл расплылся в искренней улыбке. Значит, все идет пока по плану, сбоев нет.

С Соней он расцеловался в щеки, а Клоду протянул руку. Похоже, кутюрье распирали гордость и удовольствие.

– Камзол для Клода я уже почти закончил. Осталось вам выбрать пуговицы, которые мы пришьем. Впрочем, это не в чистом виде камзол, получился некий гибрид с фраком, только со складкой вместо раздвоенного длинного низа сзади. И – никаких позументов! – Карл был в восторге от вещи, над которой работал.

– Я рад. Все-таки я большую часть жизни провел в спортивных шортах и майке. С позументами меня бы никто не узнал. Все же там мы будем в роли самих себя.

– Во всех смыслах слова, – тонко подметила Софья.

– И ваше платье, мадам, готово полностью. – Карл распахнул шторку в примерочной, как занавес театра. И голубое словно бы подсвеченное платье засияло.

– Накидка в виде крыльев обнимающего Ангела – на подходе.

– Обнимающего голубя, – напомнила Соня.

– Уверен, у всех будут другие ассоциации, – Карл сделал куртуазное лицо. И удалился в глубину ателье за перегородкой. Вернулся с ворохом одежды, на которой все еще стояли метки и кое-где оставались булавки.

Соня взяла платье и накидку и ушла в примерочную переодеваться. Карл хотел отправиться за ней, но Клод опередил его, сказав: «Я помогу». Он не хотел, чтобы Карл видел на теле любимой следы его ревности и страсти.

Соня, впрочем, проскользнула внутрь волн шифона легко. Только и понадобилось Клоду подержать круг из складок лифа.

Сзади был бант, обозначающий линию под грудью, отделяющую присобранный в складки свободно ниспадающий шифон. Карл сделал так, чтобы платье можно было бы носить и когда живот и грудь беременной Сони увеличатся намного.

Супруги вышли в зал, где ахнули, глянув друг на друга.

– Теперь я абсолютно уверена, что тебя надо в кино снимать не каскадером, – с не наигранным придыханием вырвалось у Сони.

А Клод все еще потрясенно молчал и мотал головой, будто пытался прийти в себя.

– Это не просто платье – это дымка над озером, которая слегка скрывает твое тело, – наконец пробормотал он, – и, наконец, требовательным тоном сказал Карлу:

– Несите скорее ее накидку. В таком виде чужие мужчины Софи не должны видеть ни минуты!

– Но накидка еще не совсем готова, так что имейте в виду…

Клод перебил его:

– Все равно ее надо примерить, не так ли? – голос его уже был почти возмущенным.

Карл, пятясь и не отрывая глаз от Софьи, ушел в закрытую часть ателье и вернулся с накидкой из голубой с золотым отливом тафты, к которой еще были пришиты не все перья на запахе изнутри. «Голубь» выглядел немного общипанным. Но как только накидка, полностью открывающая зону отворота платья и впрямь похожая на обнимающие крылья Ангела, оказалась на плечах красавицы, она стала еще обворожительнее. И хотя наряд стал строже, но впечатления не притушил.

– Царевна