Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд - Владимир Голяховский

— Да, я по натуре демократ…

— А у нас в России никакой демократией даже и не пахнет, люди мрачные, недоверчивые. Например, ни один советский профессор твоего ранга не стал бы пить со мной водку, и не перешел бы на «ты» с никому неизвестным ученым.

— Да, я знаю ваших русских, они чересчур осторожные, зажатые. Эти два профессора, что приехали с тобой, они тоже не хотят быть откровенными в разговорах, гордятся, что академики. Но я тебе так скажу: настоящим ученым не нужно никаких градаций, их нужно различать не по званиям и степеням, а только по научным достижениям. Ты был до сих пор неизвестным, но твои достижения только начинаются. А в ближайшем будущем ты можешь стать очень известным. Поверь, я еще буду гордиться, что пил водку с тобой! — И Гашек расхохотался.

Милан Гашек был первым человеком с Запада, с которым Рупик столкнулся, и он навсегда остался для Рупика образцом поведения. Молодой ученый копировал его манеру поведения, одежду, даже белый платочек, красиво вдетый в нагрудный карман пиджака.

* * *

Несмотря на то что ходить по одному им не рекомендовали, оба профессора сразу оставили его, и Рупик осторожно бродил по городу. За неделю в Праге он успел посмотреть многое, и все его потрясло. Он всегда интересовался историей евреев и узнал, что они жили в Праге с X века, что в 1400-х годах здесь уже было большое еврейское поселение с несколькими синагогами и кладбищем. Красивые синагоги оставались на местах, хотя были закрыты.

Рупик с опаской покосился на них и, оглядываясь — не следят ли за ним? — вошел на древнее еврейское кладбище. Он бродил между памятниками, некоторым из них было более пятисот лет. Это были следы древней культуры европейских евреев, его дальних предков. Рупик поражался, что все это сохранилось в центре города, и с горечью думал: «В Москве такого не позволили бы».

Войдя в универмаг «Белый лебедь», Рупик обомлел от изобилия товаров. Ему обязательно надо было сделать покупки в подарок. Купить хотелось буквально все, но денег было мало, приходилось думать, взвешивать. Он этого не умел и не любил, но пришлось.

Продавцы были внимательные, любезные, охотно помогали в выборе. Рупик не привык к вежливости продавцов, в Москве такого не встретишь. Он всматривался в людей и видел перед собой открытые европейские лица, оживленные, приветливые. Рупик сразу подумал: «А у нас все такие унылые…»

Он пришел в восторг от красавца города с его прекрасной архитектурой. Вот она европейская культура, наконец-то можно ею насладиться! Рупик присматривался к людям на улицах, в магазинах, в музеях. Во всех был заметен общий вдохновенный подъем настроения — в Чехословакии началась весна.

* * *

Рупик вернулся из Праги, полный впечатлений, и с восторгом рассказывал маме и Соне:

— Ой-ой, у них интересные дела затеваются, хотят создать «социализм с человеческим лицом».

Мама отреагировала скептически:

— С человеческим лицом? Это ж невозможно.

— У них — возможно. Я не политик, но я видел, как у них поставлена наука — на основе настоящей демократии и интеллектуальной свободы ученых. Академик Гашек дает своим сотрудникам направление и дает полную свободу в работе, не мешает, как это делают у нас. А свобода, воля — это и есть человеческое лицо. На этом примере я понял, что они смогут достичь, чего хотят.

И с энтузиазмом добавил:

— Я решил учить чешский язык, чтобы читать газету «Руде право». Буду лучше понимать их жизнь. Это так интересно и необычно — свободное социалистическое общество.

Соня смотрела на него с обожанием: ее ученый муж будет теперь знать еще один язык.

Первым секретарем коммунистической партии Чехословакии был молодой словак Александр Дубчек. Такие назначения не делались без разрешения кремлевских руководителей. Дубчек раньше учился в ВПШ (Высшая партийная школа) в Москве, и в Кремле были уверены, что обучение «в духе Москвы» воспитает в нем веру в правильность советской модели социализма. Однако у Дубчека оказались свои взгляды на план развития страны.

С ним пришли к власти его соратники О.Шик, З.Млынарж, И.Пеликан. Они выдвинули лозунг создать в Чехословакии «социализм с человеческим лицом».

Революционные события начались со съезда писателей. На нем драматург Когоут зачитал делегатам письмо Солженицына IV Всесоюзному съезду советских писателей. Там были такие слова: «Цензура… осуществляет произвол литературно-неграмотных людей над писателями…», «Все эти искажения губительны для талантливых произведений и совсем нечувствительны для бездарных…», «Я предлагаю съезду добиться упразднения всякой — явной и скрытой — цензуры…», «Их было более шестисот, ни в чем не повинных писателей, кого Союз послушно отдал их тюремно-лагерной судьбе…». Эти слова всколыхнули делегатов съезда в Чехословакии и послужили основой для новых важных решений: делегаты постановили ослабить цензуру, объявили, что постепенно ослабят партийный контроль над обществом, введут полную свободу слова, собраний и передвижения, установят контроль над органами безопасности, облегчат возможность организации частных предприятий и снизят государственный контроль над производством. Планировалось создание двух федеральных республик — Чехии и Словакии.

Весной 1968 года в стране господствовала атмосфера свободы и солидарности, повсюду проходили горячие дискуссии, на них велись дискуссии о создании многопартийной системы. Семьдесят ведущих интеллектуалов Чехословакии — ученые, в том числе и Милан Гашек, писатели, актеры, — написали манифест «2000 слов», программу реформ.

* * *

Дубчек попросил кремлевских руководителей вывести из страны оккупационные войска. Но в Кремле посчитали это угрозой партийно-административной системе СССР и стран Восточной Европы, беспокоясь за целостность и безопасность всего «коммунистического блока». Собрали руководителей ГДР, Польши, Венгрии и Болгарии и раскритиковали Дубчека. Только Югославия, Румыния и Албания отказались от осуждения. Но и в самой Праге у Дубчека были противники в Центральном Комитете, они полагали, что он хочет вести страну по капиталистическому пути, боялись его, но сами не имели силы от него избавиться — Дубчека и его сторонников поддерживало население. Поэтому они обратились за помощью к кремлевскому руководству с просьбой отстранить от власти Дубчека и других реформаторов.

Четвертого мая Брежнев принял делегацию во главе с Дубчеком в Кремле, раскритиковал его и угрожал расправой. Однако жизнерадостное настроение народа ничто не могло изменить, как и остановить народ в его стремлении к свободе, и Дубчек не собирался отступать. 29 июля снова состоялась встреча Брежнева с Дубчеком, на этот раз в «полевых условиях» — в вагоне Брежнева, у местечка Чьерна-над-Тисой.

Многие люди в Советском Союзе и во всем мире с надеждой следили за развитием событий. Казалось, что опороченная Сталиным и его последователями идея социализма может получить новое развитие. Но обстановка становилась все более угрожающей.