Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея - Кай Берд

Весной того же года Григгс заявил Раби, что Оппенгеймер и консультативный комитет КАЭ препятствуют разработке супероружия. Раби возмутился и взял друга под защиту, посоветовав Григгсу прочесть протокол обсуждения вопроса консультативным комитетом, чтобы увидеть, насколько беспристрастно Оппенгеймер вел заседания. Раби также предложил устроить встречу оппонентов в Принстоне. Григгс согласился.

В 15.30 23 мая 1952 года Григгс прибыл в принстонский кабинет Оппенгеймера ради, как предполагалось, поиска взаимопонимания. Оппенгеймер немедленно достал экземпляр доклада консультативного комитета КАЭ от октября 1949 года, содержащий спорное предложение отказаться от создания водородной бомбы. С таким же успехом он мог помахать красной тряпкой перед носом быка. Оппи умел использовать шарм для убеждения несогласных с ним бюрократов, но тут не удержался. Он увидел в лице Григгса еще одного властолюбивого дурака и посредственного ученого, примкнувшего к генералам и амбициозному физику Эдварду Теллеру. Оппи не собирался объясняться перед таким человеком, и беседа быстро приняла натянутый характер. Когда Григгс спросил Оппенгеймера, не он ли распространял слухи, что министр ВВС Финлеттер хвастал, будто, имея несколько водородных бомб, США смогут править всем миром, Оппенгеймер потерял остатки терпения. Глядя на Григгса в упор, он сказал, что сам слышал эту историю и верит в ее правдивость. Григгс заявил, что находился рядом с Финлеттером во время этого разговора и тот не говорил ничего подобного. Оппи ответил, что слышал об этом от безукоризненного свидетеля, который тоже присутствовал при разговоре.

Коль речь зашла о сплетнях, Оппенгеймер спросил Григгса, считает ли он его «прорусски настроенным или просто заблуждающимся»? Григгс ответил, что и сам хотел бы знать ответ на этот вопрос. Оппенгеймер наивно полагал, что Григгс слишком мелкая сошка, чтобы навредить ему. Усугубляя свою ошибку, он через несколько недель повел себя точно так же во время обеда в присутствии самого Финлеттера. Референты министра ВВС решили, что для оппонентов настало время поговорить лицом к лицу и прояснить разногласия. Однако Оппенгеймер прибыл с опозданием, задержавшись на слушании в конгрессе, и просидел весь обед с каменным лицом, в то время как Финлеттер, ушлый адвокат с Уолл-стрит, пытался вызвать его на откровения. Не скрывая свое презрение, Оппенгеймер отвечал «невероятно грубо». Он воистину невзлюбил чиновников из ВВС с их жаждой создания все новых бомб и убийства миллионов людей. В его глазах они были настолько опасны, настолько морально глухи, что он, по сути, считал их политическими врагами. Через несколько недель Финлеттер и его люди заявили Объединенному комитету по атомной энергии, что считают подрывную деятельность Оппенгеймера открытым вопросом.

Обвинения Финлеттера против Оппенгеймера отражали крайности, до которых доходили дебаты о ядерном оружии. Сам Оппенгеймер тоже не избежал тлетворного влияния. В июне 1951 года он выступил с неформальной речью на заседании Комитета по существующей опасности (членом которого был) — группы частных лиц, занимавшейся лоббированием укрепления обороны обычными средствами. Говоря без бумажки, Оппи высказался в поддержку реальной защиты Западной Европы, которая «сохранила бы Европу свободной и не разрушенной [ядерными бомбами]». «В лице русских, — закончил он, — мы имеем дело с варварским, отсталым народом, едва ли хранящим верность своим правителям. Нашей конечной верховной политикой должно быть избавление от атома в качестве оружия».

Насколько со временем изменилось его мышление, показывает то, что уже в 1952 году Оппенгеймер вслух рассуждал о вероятности превентивной войны, которую с ходу отвергал всего тремя годами раньше. В январе 1952 года Оппенгеймер имел беседу с братьями Олсоп, и Джо Олсоп заметил, что «доводы Оппи, откровенно говоря, были чертовски близки к идее превентивной войны — нам нельзя сидеть без дела, в то время как противник наращивает средства нашего несомненного уничтожения».

В феврале 1953 года Оппенгеймер выступал с речью в Совете по международным отношениям, и его спросили, имеет ли идея превентивной войны какой-либо смысл в современных условиях. Он ответил: «Я думаю, что да. Мое общее впечатление таково, что Соединенные Штаты физически переживут войну, не без ущерба, но переживут, если бы она началась сейчас и не продолжалась слишком долго. <…> Это не значит, что я считаю такую войну хорошей идеей. Я считаю, что, не заглянув тигру в глаза, мы будем пребывать в опасности и в конце концов, пятясь, придем к тому же».

К 1952 году Оппенгеймер был сыт Пентагоном по горло. Трумэн столько раз игнорировал его рекомендации, что Оппи решил больше не участвовать в выработке политики. В начале мая он обедал в вашингтонском клубе «Космос» с Джеймсом Конантом и Ли Дюбриджем. Трое друзей жаловались друг другу и делились слухами о своем положении в Вашингтоне. После встречи Конант записал в дневнике: «Кое-кто из “ребят” в консультативном комитете КАЭ заточил на нас топоры. Они утверждают, что мы спускали на тормозах водородную бомбу. Недобрые слова об Оппи!» В июне, устав от десятилетней борьбы с «плохими решениями, которые грозили стать еще хуже» и зная о планах их увольнения из консультативного комитета, все трое подали заявление о выходе из этого совещательного органа. Оппенгеймер написал брату, что желает теперь посвятить себя физике: «Физика сложна, восхитительна и слишком трудна для меня, помимо роли наблюдателя. Однажды она снова станет проще, но, вероятно, нескоро».

Однако уйти из Вашингтона было не так-то легко. Даже после увольнения из консультативного комитета председатель КАЭ Гордон Дин уговорил Оппи сохранить позицию консультанта на контракте. Этот шаг автоматически продлял доступ к секретной информации категории Q еще на один год. И это было не все. В апреле Роберт принял предложение госсекретаря Дина Ачесона стать членом специальной группы консультантов Госдепартамента по разоружению. Помимо него в группу входили Ванневар Буш, ректор Дартмутского колледжа Джон Слоун Дики, заместитель директора ЦРУ Аллен Даллес и президент Фонда Карнеги для содействия всеобщему миру Джозеф Джонсон. Как и следовало ожидать, группа выбрала Оппенгеймера председателем.

На роль секретаря-протоколиста группы Ачесон привлек Макджорджа Банди, тридцатитрехлетнего профессора государственного управления из Гарварда. Мак Банди был сыном правой руки Генри Стимсона Харви Банди и был рад познакомиться с Оппенгеймером. Это был интеллигентный, воспитанный и остроумный молодой человек. В качестве младшего научного сотрудника Гарвардского университета он принял участие в написании вышедших в 1948 году мемуаров Стимсона «На действительной службе во время мира и войны». В роли «литературного негра» Банди написал вышедшую в 1947 году в популярном журнале «Харпер» статью Стимсона с оправданием атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки под названием «Решение о применении атомной бомбы». Поэтому Банди был хорошо знаком с окружавшими ядерное оружие коллизиями. Бостонский