Вирус "Reamde" - Нил Стивенсон

На случай если Джонс все-таки долетел до Северной Америки, связались с коллегами в Канаде и Штатах и сообщили им бортовой номер вместе с советом держать ухо востро. Скорее всего в таком варианте Джонс посадил самолет на какой-нибудь летной полосе в глуши или на безлюдной дороге и бросил. Сняв с себя ответственность в этом направлении, все силы направили на основную версию.

Заседание длилось примерно сорок восемь часов, из которых Оливия работала почти все время, когда бодрствовала. Впрочем, сам термин «бодрствовала» под большим вопросом из-за сильнейшего сдвига часовых поясов, осложненного посттравматическим синдромом и, возможно, последствиями контузии. По меньшей мере половину заседания Оливия тратила все силы и внимание на то, чтобы не уснуть прямо здесь. Каждые десять секунд она раздраженно меняла позу в попытке отогнать сон. Важные и сложные разговоры доносились до нее словно через очень длинную слуховую трубу дредноута.

Когда ее пожалели и отправили «домой», Оливия поехала на конспиративную квартиру: в совершенно анонимный георгианский таунхаус, оборудованный специально для этих целей. В промежутках между сном и работой ей совершенно нечем было себя занять. Она не могла вот так сразу вновь стать Оливией Галифакс-Лин: зайти в «Фейсбук» или что там еще по нынешним временам принято делать. Она нашла парикмахершу, которая стрижет азиаток, и решила вопрос с прической. Получилось нечто мальчишеское, прямиком из порнофильма, на что Оливия никогда бы не отважилась, если б не обстоятельства. Она растерла ноющие после уколов мышцы. Ей велели готовиться к дальней поездке, поэтому она купила одежду: легкие, быстро сохнущие синтетические вещи, которые полезут в ручную кладь, и жакет, на случай если надо будет выглядеть чуть официальнее. К тому времени ей уже вручили новый паспорт, и Оливия гадала, как МИ-6 устраивает такие дела. Есть ли у службы собственная паспортная типография? Или комнатка в центральной паспортной типографии Британии, куда можно в случае надобности заглянуть и отштамповать пару книжечек?

Затем еще один визит к процедурной медсестре – видимо, с некоторым опережением графика. После уколов Оливии дали противомалярийные таблетки и прочли лекцию о том, как важно пользоваться средствами от комаров. Дядюшка Мэн заехал на машине – похоже, на собственной – и отвез ее в Хитроу. По пути остановились выпить кофе со сконами.

– Вы летите в Манилу, – сказал он, – через Дубай.

– Я так понимаю, что Манила не последний пункт назначения?

– В том, что касается коммерческих авиалиний, – последний. Там вы проведете ночь в гостинице, отдохнете с дороги, а потом окажетесь в обществе некоего Шеймуса Костелло, капитана армии США в отставке.

– Так что, теперь он лицо без определенных занятий?

Дядюшка не удостоил ее остроту прямым ответом.

– Вообще-то я просто хотела знать, работает ли он теперь на другую правительственную организацию или на частное охранное агентство.

– О нет, мы не приставили бы к вам наемника, – с легкой обидой произнес дядюшка.

– Так, значит, он «змеежор»? Переведен в спецподразделение за особо выдающиеся заслуги?

– Аппарат американской национальной безопасности очень велик и чрезвычайно сложен, – сообщил дядюшка Мэн. – В нем много подразделений, которые, полагаю, не выдержали бы основательной перетряски. Система держится на том, что отдельные люди, не надеясь разобраться во всей этой путанице, создают собственные импровизированные структуры, которые усиливаются по мере притока денег. Те, кто хорошо умеет играть в политические игры, со временем перебираются в Вашингтон. Кто не умеет – дожидаются в гостиничных холлах где-нибудь в Маниле людей вроде вас.

– Наверное, у него есть и другие обязанности.

– О да! Большую часть времени он проводит на Минданао, где приглядывает за «Абу Сайяф».

Дядюшка Мэн говорил об экстремистской группировке, действующей на юге Филиппин. В течение нескольких месяцев она давала приют Абдулле Джонсу. Американские спецназовцы вместе с филиппинскими коллегами совершили рейд в лагерь, запрятанный в джунглях, где точно находился Джонс. Лагерь оказался пуст, но начинен множеством мин-ловушек. Двое американцев и четверо филиппинцев погибли. Через несколько месяцев Джонс объявился в Маниле, где организовал в жилом доме фабрику по производству бомб. Несколько автомобилей взлетело на воздух, и за всеми взрывами угадывался Джонс. Затем о нем долго ничего не было известно, кроме смутных намеков и слухов, пока Оливия не разыскала его в Сямыне.

– Костелло охотится на Джонса уже давно, – догадалась Оливия. – Он гордится своей работой или гордился раньше. Джонс не раз от него ускользал. Подло убил нескольких его товарищей. Взрывал мирных жителей в зоне его ответственности. Потом сбежал, оставив Костелло гнить в вонючей дыре.

– Он как раз в вашем вкусе, – мягко заметил дядюшка Мэн. – Постарайтесь не затащить его в койку.

– А Джеймсу Бонду почему можно?

* * *

В Дубай летели преимущественно богатые арабы и английские бизнесмены, потом салон заполнили филиппинки, отработавшие срок домашней прислугой. Резкая смена этнических и культурных типов так утомляла взгляд, что Оливия, дабы не глядеть на соседей, играла в тетрис и смотрела кино, пока не уснула за полчаса до того, как самолет начал снижаться над аэропортом Ниной Акино. Близился вечер. Уже четверо суток, как она рассталась с Соколовым.

Такси доставило Оливию в Макати, в бизнес-отель, где она заказала стейк в номер, помылась, приняла таблетки от малярии и легла спать.

Она проспала три будильника и звонок-напоминание, так что на встречу спустилась с опозданием в пятнадцать минут. Шеймус Костелло был в ресторане и завтракал яичницей с ветчиной. Рыжеватый яичный желток в точности подходил под цвет его бородки, тем не менее Шеймус аккуратно вытер подбородок, прежде чем встать и протянуть Оливии руку. Он походил на любителя мотаться по миру, с каким можно разговориться в дребезжащем автобусе где-нибудь на Огненной Земле или в Бутане, стрельнуть у него косячок, спросить, где безопаснее остановиться на ночлег. Тощий, как ломтик ветчины, который передержали на сковородке, рост около ста восьмидесяти пяти сантиметров. Зеленые глаза казались чересчур широко раскрытыми – хотя Оливия должна была признать, что после жизни в Китае такими кажутся все не черные глаза. Его бостонский акцент скрежетал как напильник по ржавому металлу. Однако он явно получил хорошее образование – на такую работу без университетского диплома, а то и степени, не берут – и, когда старался, мог говорить чисто.

Сейчас Шеймус не старался.

– Ты была от него вот настолечко, – произнес он, сводя большой и указательный пальцы на расстояние в долю дюйма.

Это могло бы прозвучать упреком или даже издевкой, но Шеймус говорил улыбаясь. Философским тоном.

Он ее поздравлял.

Оливия пожала плечами.

– Боюсь, этого оказалось недостаточно.

– И все равно. Каково это? Слушать день за днем, что он говорит своим корешам…