О, Мари! - Роберт Енгибарян

Интересно, какой вариант она предпочтет? Меня могут продержать здесь долго, но все будет шито-крыто, а кроме того, я все равно выйду из этой истории чистым – ведь фактически нет никаких доказательств моей причастности к смерти Коробко. Или же Ольга может прийти и дать показания, невзирая на возможные осложнения по службе и подмоченную репутацию из-за якобы интимных отношений с молодым подчиненным, по ее же рекомендации представленным к награде. Бюрократическая машина легко наказывает и репрессирует, но когда приходит время принимать решения, связанные не с наказанием, а с оправданием, никто не станет торопиться. Каждый будет стараться доказать, что это не он, а кто-то другой принял ошибочное решение. Или, наоборот, попытается приписать мне хоть какую-то вину – пусть даже косой взгляд на королеву Непала…

– Товарищ старший лейтенант, ужин.

– Что там у тебя?

– Квашеная капуста, сарделька, винегрет, блинчики с картошкой.

– Ого, прямо «Метрополь»! Что это вы так разошлись, ребятки?..

Сюда бы Иветку – вот бы она убедилась, где настоящий «Метрополь»! А интересно, как бы повели себя Мари и Иветта, оказавшись в таких условиях? Должно быть, Мари сидела бы в углу, поджав свои красивые длинные ноги, и со слезами молилась. А Иветка разревелась бы, бурно и безутешно. Не дай Бог! Они не для этого созданы, они – украшение природы. Их удел – давать счастье людям, рожать красивых детей, любить своих мужей, а может, и не только мужей. Нет, по отношению к Мари я свои сомнения снимаю. А Иветка… ну, смотря какой муж попадется. Как можно любить Бориса? Могу себе представить, каков он: умный, серьезный, лишенный эмоций – счетная машина, а не человек. Что ж, у каждого своя судьба и свой выбор. Если Коробко покончил с собой – он тоже сделал свой выбор. Так устроен мир.

* * *

– Товарищ старший лейтенант, на допрос.

Неторопливо умылся, почистил зубы и последовал за конвоем. Меня повели по уже знакомому коридору в следственную комнату. Скоро девять вечера, а ребята работают. Молодцы, значит, торопятся! В комнате вместе с двумя следователями была Ольга Викторовна, сосредоточенная, серьезная. Она старалась не смотреть в мою сторону.

– Садитесь, коллега, – впервые обратился ко мне майор-следователь. – Итак, свидетель Скороходова Ольга Викторовна, вы знаете подозреваемого?

– Разумеется. Это сотрудник следственной группы, где я числюсь заместителем начальника, Давид Ариян.

– В каких отношениях вы с ним находитесь?

– В рабочих, а последний месяц и в дружеских.

– А вы, Ариян, знаете свидетеля?

– Да, знаю. В течение полугода мы вместе вели одно большое, всем известное дело.

– Какие между вами отношения?

– Рабочие. Она – мой начальник.

– Вчера вечером вас не было в гостинице и вы гуляли по городу?

– Простите?

– Отвечайте на вопрос. Где вы были с двадцати двух часов тридцатого июня до трех ночи следующего дня?

– В моих прошлых показаниях я уже говорил об этом. Не собираюсь повторять одно и то же несколько раз.

– То есть вы утверждаете, что вас не было в гостинице и вы гуляли по городу. Что скажете, свидетель Скороходова?

– По понятным причинам Ариян не хочет говорить правду, – пожала плечами Ольга. – В указанное время он находился у меня в номере и ушел только в три часа ночи.

– Чем вы были заняты все это время?

– Беседовали.

– А вы что на это скажете, подозреваемый?

– Скажу, что от вашей еды у меня временный провал в памяти.

– Но вы не отрицаете, что могли находиться в номере двести двадцать четыре вместе со свидетелем? Кстати, именно оттуда в двадцать четыре пятнадцать вы заказали шампанское и фрукты. Этот факт освежит вашу память?

– Возможно.

– Пожалуйста, подпишите здесь. И еще вот здесь – что ознакомлены с протоколом об изменении выбранной меры пресечения.

– Я хотел бы ознакомиться с протоколом моего задержания.

Так и знал: там подпись Самохвалова.

– Передайте ему, что он жалкий, презренный холуй, вечно трясущийся от страха. Передайте, что я брезгую его женой за то, что согласилась лечь в постель с этим грязным трусливым человечком, и потому не могу даже обругать ее известными словами!

– Пойдем, Давид, перестань ругаться.

– Ваши вещи получите на проходной в течение получаса.

– Пошлите солдата, пусть принесет в гостиницу. Ни минуты больше не могу здесь оставаться. Спасибо, коллеги, вы работали четко и профессионально. Разрешите пожать вам руку.

– Давид, придется подождать здесь, у нас мало времени. В гостиницу мы вернемся, только чтобы забрать вещи. Прости, я приняла решение за тебя. Сегодня мы уезжаем в Москву, нам предоставили двухнедельный отпуск. Затем ты вернешься в Москву и поступишь в распоряжение военной прокуратуры Московского военного округа. Приказ получен.

– Хорошие вести, Ольга! А кстати, что все-таки случилось с Коробко? В чем дело, в конце концов?

– Он застрелился. Думаю, он смог пойти на этот шаг из-за того, что был сильно пьян. Приказ о его увольнении из прокуратуры был получен днем раньше. У него в номере еще нашли письмо от женщины – жены или сожительницы. Она пишет, что уходит от Коробко и что ребенок не от него. От звука выстрела люди в соседних комнатах выскочили из постелей и вызвали дежурную. Пока открыли дверь, пока приехала милиция… только в два часа дня начали следственные действия.

– Я так и думал. А разве трудно было сразу определить? Ведь к табельному оружию выдается определенное количество патронов и они все на строгом учете.

– Если бы! Он застрелился из охотничьего ружья. Жуткая картина. Патрон был большого калибра, предназначенный для охоты на кабанов. Череп разлетелся, как яичная скорлупа. Тем более трудно было сперва предположить, что Коробко сможет выстрелить из ружья себе в голову – рука же никак не дотянется до спускового крючка. Уже потом Раида Мирзоевна и Светлана смогли установить, что он нажал на спуск большим пальцем правой ноги. А первая версия – что, раз он не мог совершить самоубийство таким способом, значит, кто-то ему «помог». Потому тебя и задержали – ведь все знали о ваших напряженных отношениях и подозрение пало на тебя. Пока провели экспертизу, пока расследование… Я думала, что меня допросят, но когда рабочий день закончился, а меня никто не вызвал, сама пришла сюда давать свидетельские показания.

– Зря ты это сделала, Ольга. Все равно бы все выяснилось, пусть даже с опозданием на пару дней. А так пойдут слухи, подозрения…

– Ну и что! Пускай думают что хотят. В конце концов, внебрачные отношения не караются законом.

– Выходит, я твой любовник. Спасибо, Оля! – я наклонился к Ольге и крепко поцеловал ее в губы.

– Сумасшедший! Все, кончай свои глупости, ты еще зеленый, чтобы быть любовником зрелой женщины.