О, Мари! - Роберт Енгибарян

– Ну, герой, защитник родины! Расскажи, как проходит служба? Чем там люди живут, что их волнует?

После получасового интенсивного обмена мнениями Рудольф Михайлович с женой отошли, сестра Иветты отправилась кому-то звонить, и мы наконец остались одни.

– Почему ты не звонила, ведь твоя сестра сообщила, что я здесь?

– Хотела прийти в себя.

– Пришла?

– Мари не вернется.

– С чего ты взяла?

– Она за год очень изменилась.

– В чем?

– Много говорила о материальных вопросах, о возможных вариантах устройства на высокооплачиваемую работу.

– Но это же понятно. У нее мать и ребенок.

– Человек, который собирается вернуться, не стал бы так вникать в эти вопросы и так заинтересованно о них говорить.

– Надеюсь, ты особенно не распространялась?

– О чем ты говоришь? Я уже начала забывать о случившемся. А ты – заблудший человек, не замечаешь того, что видят другие.

– То есть?

– Если хочешь услышать еще раз, то повторяю: Мари не вернется. И потом… Знаешь, я вижу тебя в другом свете. Ты такой отчаянно решительный, смелый, но в этом вопросе вызываешь совсем другое впечатление… даже жалость. Всегда казалось, что ты и жалость далеки друг от друга, но… Утешайся другим, Давид. У тебя чудесный мальчик, он очень похож на тебя. Особенно глаза.

– Ив, через несколько дней я улетаю в Москву. Сообщу тебе свой адрес.

– Нет необходимости. Я изменилась. И должна думать о своем будущем.

– Объясни, что ты понимаешь под этим?

– Очень просто. Все, что было, осталось в прошлом. Притом безвозвратно. Возможно, я соглашусь встретиться с тобой, если увижу перспективу.

– А Борис?

– Запасной вариант.

– Мне кажется, что все вокруг меняется быстрее, чем я…

– Тебе правильно кажется, – вздохнула Иветта. – Ты, я и Мари – ровесники. Это значит, что ты определенно моложе нас. Лет через десять ты сможешь строить отношения с девушкой младше тебя на десять лет. Я и Мари – нет. Наше время течет быстрее.

– Тогда, может, та девушка, младше меня на десять лет, тоже отнесет меня к запасному варианту?

– Может быть.

– Ладно. Я подумаю над тем, что ты сказала. До свидания, Ив.

– Давид… мама хотела с тобой поговорить.

– Отложим на время.

– Помни, я не буду ждать тебя долго, – бросила она мне вслед.

Я шел пешком по улицам родного города. Тепло, сухо, все знакомо, воздух напоен благоуханием цветов и зеленой листвы. Но почему-то здесь, в этой жизни, в моем родном городе, среди близких и родных людей я чувствую себя зрителем, а не участником. Все течет и без меня в своем естественном ритме, и даже близкие чувствуют мою отчужденность. Как жить дальше? Пора определяться.

Оставаться дома и бесконечно обсуждать одну и ту же тему было невыносимо. Я чувствовал себя виноватым перед родителями в том, что моя затянувшаяся проблема не дает им спокойно жить. От постоянных приглашений родственников и друзей на обед и ужин я старался отказываться. Мне уже были неинтересны привычные разговоры, в особенности постоянные вопросы, что с Мари и когда она вернется. Все ждали от меня конкретного ответа, а у меня его не было. Рафа особо упорствовал в своем стремлении меня развеселить и втянуть в прежнюю жизнь.

– Француз, если ты обижен на свою парижанку, не стоит дуться на весь мир. Тебе же все в один голос твердили: ни один человек, с таким трудом сумевший вырваться из нашего «рая», особенно репатриант, никогда назад не вернется. Вот и Мари достаточно нахлебалась здешних «прелестей». Ты думаешь, девушка забыла, как ее похитили и она только чудом спаслась от позора, а то и смерти? А история с Бифштексом? Ведь именно тогдашние переживания в конце концов свели в могилу мсье Азата. А еще раньше – помнишь, как Мари терроризировал подонок Жоко? Он случайно остался в живых, и еще неизвестно, каковы были бы последствия, если бы он подох. С этим миром Мари связываешь только ты. Но она девушка умная и понимает, что во Францию ты не поедешь. Да ты там никому особенно и не нужен, если честно. С твоим характером и амбициями ты не впишешься в их жизнь, только добавишь девушке лишнюю проблему, а ей и так теперь придется стать кормилицей семьи. Усек, француз? Или и дальше будешь ныть?

Не отставал и отец. С молчаливого согласия матери и брата, который с мрачным видом слушал наши разговоры, каждый день за ужином папа твердил:

– Пойми, сын, она из другого мира. Семья Мари всю жизнь кормила себя сама, собственными руками создавала свое благополучие. Они прошли нелегкую школу, им ближе материальные ценности. Мы другие. Наше благополучие зависит не только от нашего труда, но и во многом от государства. Мы, интеллигенция, не создаем материальные ценности – только духовные, поэтому вопросы финансов и быта для нас как бы на втором плане. Оказавшись за границей, Мари вернулась к местным реалиям. Сердцем она с тобой, но умом понимает, что в тамошних условиях ты не сможешь финансово обеспечить ни ее, ни ребенка – наоборот, только ухудшишь их незавидное положение.

Я понимал справедливость доводов моих близких, но в душе отказывался с ними соглашаться. Как может Мари, моя Мари, думать иначе, чем я? Мы ведь стали фактически одним целым, слились воедино физически и духовно! Что ж, должно быть, настала пора покончить с юношеским романтизмом и примириться с ролями, уготованными нам жизнью.

* * *

За несколько дней до окончания отпуска, нагруженный фруктами и вином, я улетел в Москву. К моему удивлению, в аэропорту вместо Марка меня встретила Фаина. После майских праздников мы с ней не только не виделись, но даже не говорили по телефону.

– Фаина, что это значит? Кругом столько мужиков, а беспокойство встречать меня досталось тебе?

– Марк занят на судебном процессе, поэтому приехала я. Мне это не в тягость, напротив, даже в удовольствие. Боже, сколько всего! Зачем так много привез? На рынке торговать собрался?

– Угадала! Эту корзину положи отдельно – она для вас. Остальные две для Арама и еще одного друга.

Я не хотел признаваться, что одна из корзин предназначена Ольге.

– Почему ты в городе, а не на даче или на курорте?

– В отпуск на море мне не с кем поехать. А на даче бываю с пятницы до понедельника. Если честно, и там скучаю. Где ты теперь будешь служить?

– Надеюсь, в Москве.

– Как Мари? Еще не вернулась?

– Нет. Говорит, что не может оставить маму одну.

– Что ж, если она два года не оставляла мать одну, почему сейчас должна поступить иначе? В разлуке самое сложное время – первые годы, а она их уже пережила. Куда тебя отвезти?