Великий полдень - Сергей Морозов

Деревня была практически пуста. Большинство народа отъехало в Москву еще с вечера. Уехали наши старички, Мама, Наташа с Веней, Майя… По случаю грандиозного события большинство родителей разобрали своих чад из Пансиона, увезли с собой в Москву. Остался, разумеется, дядя Володя, часть персонала, преподаватели и охрана.

Погрузившись в чудесный, не жаркий летний день, я смотрел на синее небо, на облака, на едва шевелящуюся зеленую листву над головой. Мне подумалось, что, пожалуй, это до того удивительное сочетание — то есть сочетание синего неба, неподвижных облаков и лениво трепещущей, перебиваемой солнечными лучами листвы. С этим не сравнятся никакие иные пространственные формы — ни естественные, ни искусственные. Небо и облака, просвечивающие сквозь переплетение ветвей, создавали иллюзию медленного завораживающего вращения. Есть в этом что то исключительным образом воздействующее на психику. Одновременно светлое и легкое, тяжкое и гнетущее. Ощущения, поднимающиеся откуда то из самых глубин детства, прошлого и в то же время предощущения будущего. Непостижимо контрастное сочетание вечности и мимолетности, жизни и смерти. Иллюзия, что эти мгновения погруженности в летний полдень обладают свойством сладостно бесконечной протяженности и неизбывности, — и в то же время страшное знание неизбежности конца, такая беспросветность, которая может владеть разве что по настоящему неверующими людьми. Вот оно — знание в чистом виде, словно только что сорванный с райского древа ядовитый плод. А еще — сомнение, вкушенное вместе с пресловутым знанием…

Жизнь заканчивается и начинается каждое мгновение. И каждое новое мгновение я уже другой. Значит, нельзя умереть — можно только измениться… Нет — нет, бред. Я не меняюсь каждое мгновение — я всегда тот же что и прежде. Я вообще не меняюсь. Значит, смерть — это смерть, а жизнь — это жизнь.

Уже во второй или в третий раз возник в поле зрения дядя Володя. Этот чудак появлялся то в одном конце усадьбы, то в другом. Торопливой походкой он обходил дальние уголки сада, парка, пересекал луг, скрывался в лесу, чтобы появиться вновь со стороны реки. Я почти успел задремать в тенечке, когда вдруг почувствовал, что меня легонько треплют по плечу.

— Ты случайно не видел его? Где-нибудь поблизости? — услышал я и снова увидел его, дядю Володю.

Оказалось, он разыскивает Косточку. Мальчик куда то пропал. Я недоуменно пожал плечами. Наш директор был до того взволнован, что даже сбегал расспросить насчет мальчика старика садовника. Но и тот, конечно, ничего не знал. Старик был всецело поглощен телевизионной трансляцией: Папа, благословленный владыкой, уже выехал из Кремля и направлялся в Белый Дом.

Дядя Володя обнаружил исчезновение Косточки только поздно утром. За предпраздничной суетой, поднятой накануне в Деревне, от его внимания как то ускользнуло, чем занят Косточка и какие у него планы. В тот момент дядя Володя больше был обеспокоен тем, как последнее время вела себя Майя. Еще поздно вечером он уговаривал девушку остаться в Деревне, снова заняться делами Пансиона, которых накопилось предостаточно. Он еще надеялся отвлечь ее от сомнительных развлечений в обществе Папы и его лакеев. Кроме того, как было известно, на завтрашней церемонии Папа намеревался быть повсюду с Мамой.

Дядя Володя уже опросил немногих оставшихся преподавателей и воспитателей, но, странное дело, никто из них не помнил, когда последний раз видел Косточку. Возможно, его не видели со вчерашнего дня. Персональный телохранитель, сменившийся утром, уже уехал, а сменивший его охранник сам находился в растерянности.

— Может быть, просто Папа или Мама взяли сына с собой, а тебя не предупредили? — предположил я. — Свяжись с ними, поинтересуйся.

Дядя Володя замахал на меня руками. Если бы это было так, он бы непременно знал. Кроме того, он ужасно боялся обращаться за разъяснениями к Папе и Маме: а вдруг Косточка не с ними?!

Те несколько детей, которые остались в Пансионе, в том числе и мой Александр, находились в учебном классе под наблюдением наставников и утверждали, что о Косточке им ничего неизвестно.

— Но они знают! — воскликнул дядя Володя. — Я уверен в этом!

— Никуда он денется! Найдется конечно.

— Ладно, — кивнул дядя Володя, — побегу! Видно, придется поднимать на ноги охрану…

Глядя в след нашему чудаку, я еще какое то время помнил о его проблеме, а затем забыл про Косточку и снова погрузился в свои мысли. Кажется, по телевизору сообщали о том, что Папа уже прибыл в Белый Дом и началась церемония введения в должность.

Когда я проснулся, солнце все так же стояло в зените. Слава Богу, ничего не изменилось.

Все так же из раскрытого окна до меня доносился голос телекомментатора. Кстати, это был тот самый популярнейший наш коротышка телеведущий. Раньше он вел только развлекательные шоу, но с тех пор как у нас появилась Россия и политика превратилось в шоу, по развлекательности ни с чем другим не сравнимое, он переквалифицировался в политического аналитика. После ужасного эпизода в Центральном терминале, когда погиб доктор, телеведущий выглядел не совсем адекватным в психическом смысле, его чуть чуть перекашивало и подергивало, но это было, вероятно, как раз то что нужно в наше время, своеобразной изюминкой, и лишь прибавило ему телевизионного шарма и популярности политического комментатора. Все прошлые недели этот оратор выступал в прямых трансляциях из под стен Москвы, а затем и из Шатрового Дворца. А теперь вот — с церемонии возвеличивания Папы… Я по прежнему не вслушивался. Я и так прекрасно знал, что у нашего Папы все идет хорошо и гладко.

Я встал с кресла качалки и несколько раз прошелся взад вперед по садовой тропинке. Чудесная погода. Не жарко и не холодно. Удивительное у меня было ощущение: я был здесь и в то же время как бы отсутствовал. Если бы я был волен выбирать, то пусть бы уж в этот самый миг! Я ничего не боялся. Ни каменных ладоней, ни могильного мрака. Я даже был готов к тому, что каким то особым образом вдруг оступлюсь и окажусь совсем на другой, нездешней тропинке, которая приведет меня в пронизанную солнцем дубовую рощу, где за кряжистыми стволами поблескивает переливается голубая вода, где взгляды ушедших людей встречают меня…

Бывают же такие удивительные иллюзорные моменты!

Но вот из флигеля изолятора показался старик садовник.

— Ах ты, Господи! — верещал он. — Захватили!.. Все таки захватили, гады, нашего Папу!

В одну секунду я оценил ситуацию. Конечно я еще не знал подробностей, но суть была ясна. И тут же странное, похожее на злорадство чувство проклюнулось у меня в груди. Не то чтобы Папа представлялся мне злым демоном, погубившим Москву, но, несомненно, ради своих планов спокойно допустивший ее погубление. Не даром в последние дни он с такой напыщенностью рассуждал о том, что впереди у нас великое возрождение — не только Москвы, но и всей столицы, всей страны!

Нет, не так, видно, и у него все идет гладко. Пышный триумф, по крайней мере, не удался… Да, натуральное подлое злорадство с моей стороны. Я сам себя тут же выругал за эти мысли. Откуда они вообще берутся — мысли? Ведь я — это, конечно, не мои мысли. Я что то совсем другое, разве нет?..